Адрес статьи: http://www.vedomosti.ru/newspaper/article/2010/07/13/240306

Ведомости / Вторник 13 июля 2010

Автора пьесы и режиссера Михаэля Штурмингера посетила счастливая идея: соединить историю Джека Унтервегера с эстетикой барокко. Этот самый Унтервегер, австрийский серийный убийца, порешив разных бедных женщин, сел пожизненно, в тюрьме сделался писателем и знаменитостью, был помилован, на воле взялся за старое, его удалось по новой закатать на нары, где он и повесился в 1994-м. Сюжет совершенно во вкусе Марло и Тирсо де Молины.

Автор музыкальной концепции дирижер и органист Мартин Хазельбёк собрал шесть арий, где нечто в этом роде и происходит: кровища-любовища, неистовые изысканные проклятья вперемешку с нежными признаньями обезумевших героинь. От барокко — один Вивальди, остальные авторы более поздние: Гайдн, Моцарт, Вебер, Бетховен, но страсти у них кипят вполне барочные.

Увы, реализована идея несчастливо: пьеса представляет собой многозначительный графоманский вздор, к которому по евромоде подпущено непременной социальности и психоаналитичности.

Хороший актер познается на плохом материале. Малкович с первой минуты поражает необыкновенной сценической свободой. Не потому, что он суперзвезда, а публика его обожает авансом и он может делать что заблагорассудится. Это высокая внутренняя свобода, состояние, которое Станиславский называл «я есмь». Полное, абсолютное владение психофизическим аппаратом, легкость и непосредственность реакций, точность и идеальная дозировка красок особенно видны были в Концертном зале Мариинского театра: площадка с круговым обзором, и Малкович вертелся, адресуясь на все стороны света, — его спина и затылок были не менее выразительны, чем знаменитое высеченное из камня лицо. И конечно, мощная харизма, заставляющая неотрывно впитывать каждую минуту его пребывания на сцене.

Кстати, о Станиславском. В пьесе есть текст про то, что Джек — это Иоганн, Ганс, Жуан, Джованни (Малкович в Петербурге присовокупил Ивана). И начинается спектакль с оркестровой картины «Дон Жуан спускается в ад» из балета Глюка «Дон Жуан». Согласно действенному анализу Станиславского актер в каждой сцене должен определить «чего я хочу?». Но это метод педагогический, для учеников, а в жизни-то все сложнее, и мы сплошь и рядом одновременно и с равной силой хотим прямо противоположных вещей. Однако сыграть это удается редкостным мастерам. Является очередная певица, затевает свою арию — Малкович слушает, медленно идет к ней, и в его глубочайшей сосредоточенности, растворении в музыке кроется абсолютная непредсказуемость дальнейших действий: обнимет ли он женщину, упадет ли на колени, прижавшись головой к животу, выхватит ли лифчик и примется душить или ничего не сделает — пощадит… Если и есть на свете идеальный исполнитель роли Дон Жуана — это Джон Малкович.

Пять мариинских сопрано актерски достойно поддержали прославленного партнера, были податливы, реактивны и явно наслаждались его обществом, что бы он согласно пьесе с ними ни вытворял. Вокально они убеждали в разной степени, сильней других — Анастасия Калагина в моцартовской концертной арии Ah, lo previdi. Оркестр Мариинского театра, хоть и с Хазельбёком, совсем не барочный, но это не слишком важно: в случае Малковича все компоненты обречены быть аккомпанементом ему.