Ведомости / Среда 28 января 2004

Имя Хенрика Миколая Гурецкого зазвучало в конце 50-х гг. Тогда он наряду с Кшиштофом Пендерецким и десятком других молодых польских композиторов находился в строю радикального авангарда (Польша была единственной социалистической страной, где авангард поощряли, мудро полагая, что он является наименее опасной формой несогласия с порядком). Партитуры Гурецкого, особенно оркестровые "Столкновения" (1960) , знали и ценили коллеги-авангардисты из других стран. Однако в середине 60-х Гурецкий, как и многие, авангарду так же радикально изменил, сначала выдвинув идею "убогой" музыки, а потом повернувшись к традиции, прежде всего национальной. В Третьей симфонии, написанной в 1976 г. , Гурецкий нашел средоточие сразу нескольких тем, ключевых для послевоенного польского самосознания. Польша, некогда задиристая и свободолюбивая, сменила горделивую мазурку на плачи и молитвы. В Симфонии скорбных песнопений (таков ее подзаголовок) на фоне оркестра солирует сопрано: польский дух принимает образ плачущей матери, которая столько же Мать небесная, сколь и земная. Три части симфонии говорят об одном и том же разными словами - словами древнего монастырского плача, прощальной надписи, оставленной на стене тюремной камеры юной узницей нацистов, и горькой народной песни. Связывая воедино католическую традицию, живую память о потерях и вечный фольклор, Гурецкий прибегнул к музыкальному языку, столь простому, что заслужил обвинения в примитивности и дилетантизме. Мировой известности между тем симфония тогда не приобрела: хотя и написанная по заказу немецкого радио для фестиваля в Руане, она, как и другие произведения Гурецкого, осталась скорее фактом польской культурной жизни.

Время Гурецкого настало в 1992 г. , когда Третью симфонию заново открыла американская фирма Elektra Nonesuch. Новая лондонская запись симфонии разошлась в количестве более чем 300 000 компакт-дисков и возглавила мировой классический хит-парад, обогнав и многие записи поп-музыки. Здесь соединилось многое: интерес Запада ко всему "иному", "неиндустриальному", интерес к "новой духовности", мода на Восточную Европу и, конечно, сердечная доходчивость самой музыки. Стильный и едва ли глянцевый саунд оркестра "Лондонская симфониетта" под управлением Дэвида Цинмана сочетался в записи с теплым и проникновенным голосом солистки Дон Апшо. Симфонией заслушивались все - от серьезных музыкантов до водителей-дальнобойщиков, ловивших ее на FM-частотах во время тяжелого одинокого пути.

Само собой, последовал бум. На той же Elektra Nonesuch почти одновременно вышли два струнных квартета Гурецкого в исполнении "Кронос-квартета", а потом и прочая музыка. Сочинения Гурецкого стали выпускать и другие фирмы - не только передовая ECM, но и EMI, и Philips. Года через три бум прекратился - успеха Третьей симфонии другим сочинениям Гурецкого повторить не удалось.

В России Третью симфонию исполняли не впервые, но теперь в рамках официального концерта в Большом зале Консерватории, в присутствии протокольных лиц. Ждали юбиляра, он приехать не смог - по здоровью. Приехали хорошие исполнители во главе с дирижером Войцехом Михневским. Оркестр Московской филармонии добротно выучил партитуры. В первом отделении флейтистка Ядвига Котновская сыграла с оркестром пространный Концерт-кантату (1992) , дочь композитора Анна Гурецка - динамичный Фортепианный (он же клавесинный) концерт (1980). Последнее произведение игралось у нас около 10 лет назад Алексеем Любимовым. Тогда оно воспринималось гораздо свежее. Теперь кажется, что, нащупав идею (баховская фактура в сочетании с минималистской моторикой) , композитор не сделал выбора между развитием и повторением, застряв где-то посередине. Флейтовый опус серьезно продуман по интонации и форме, но и ему не хватает безусловной органики. Вероятно, десятилетие назад он звучал бы актуальнее.

А вот Третья симфония как была, так и осталась шедевром. Сделанная простым, могучим штрихом, она и сейчас убеждает наглядностью и законченностью формы, густотой минора и редкими, но сильными модуляциями. Скупая, лишенная прикрас вокальная партия (солировала Изабелла Клосиньска) составляет одно целое с неброской, но виртуозной оркестровкой. Русскому уху трудно оценить работу композитора с польскими фольклорными истоками, но монументализированные аккорды из мазурки Шопена, на которых строится основной раздел третьей части, поражают и его. А еще русское ухо слышит колыбельную юродивого из "Бориса Годунова" Мусоргского и вспоминает Георгия Свиридова, с которым у Гурецкого немало совпадений.

Только мало, мало русских ушей слушало Гурецкого - всего полпартера. Мода прошла - ну и к счастью. А Гурецкий остался самим собой - уважаемым польским композитором, однажды в жизни создавшим великое произведение. Ни на свой бум, ни на его спад он никак не отреагировал. Из Польши не уехал, клонировать успешную партитуру не стал. Продолжал и продолжает работать. Как и всем бы хорошо.