Русский Телеграф / Вторник 14 апреля 1998

Кира Верникова, Нора Потапова, Иосиф Райскин, Михаил Бялик, Павел Гершензон, Петр Поспелов

"Любовь к трем апельсинам" -- спектакль, не рассчитанный на сопереживание, но завлекающий блестящими трюками, неожиданностями, экстравагантностью. В нем есть все, что любил озорной Прокофьев, кроме малой толики лиричности. Она ушла на задний план, и думаю, опять же из-за вокала -- хотя нельзя не признать, что С. Трифонова (Принцесса Нинетта) очаровательна и обликом и пением. Но лучше всего в спектакле -- масса: по силуэтам, по остроте пластики, по контрастности цвета. И по той стилистической иронии, которая связывает представление с молодой советской культурой, имевшей в своем арсенале Маяковского, Дейнеку, Мейерхольда. Петер Феранец представил слаженный оркестр, небезупречный по интонированию духовых и тонкости нюансировки струнных, но в целом весьма достойный.

Недоставало в спектакле... юмора: так как львиная доля усилий Устинова и Шейнциса ушла на организацию "веселого хаоса", осталось мало энергии на работу актеров. Даже такие превосходные солисты, как Владимир Маторин и Владимир Войнаровский, не блеснули.

Тем не менее гастроли в целом -- событие. Есть украинская пословица "Далi очi -- далi серце": трудно любить не общаясь. За двадцать два года перерыва появилось новое поколение меломанов, знающих о Большом лишь понаслышке: практика съездить "Красной стрелой" на вечерок в Большой театр исчезла. При ближайшем соприкосновении оказалось, что разговоры о безнадежном кризисе главного театра страны сильно преувеличены, проблем же много. Одна из главных -- необходимость лидеров, больших художественных личностей, готовых рождать и осуществлять большие творческие идеи. Необходим современный репертуар: самой молодой из привезенных москвичами опер -- 80 лет (это, впрочем, проблема обеих трупп). Хочу верить, что пора разобщения, противостояния, соперничества двух театров миновала, как и декларируют их руководители. Мирное творческое состязание сулит выигрыш русской опере и мировому искусству.

Итак, оценки критиков в основном исполнены благодушия. Это должно льстить Большому театру, тем более потому что высказаны они петербуржцами, у которых есть с чем сравнить московскую оперную труппу. Рискну лишь предположить, что в данном случае "разговоры о безнадежном кризисе главного театра страны" оказались на руку гастролям: Большой театр продемонстрировал в Петербурге больше, чем от него ожидали. С Мариинским театром ситуация обратная: московская публика ждала в гости всемирно прославленную труппу, символизирующую новую Россию, а московская критика (да и не только критика) как раз разохотилась в последние годы ездить "Красной стрелой" на вечерок в Мариинский. Поэтому труппу Гергиева мы оценивали по мерке, заданной ею же самой в лучших достижениях -- пусть кто-то только слышал о них, а кто-то и видел воочию.

Выступления Мариинского театра в Москве завершились на достойном уровне. Наплыв публики на "Парсифаля" и "Огненного ангела" искупил начало гастролей, а на симфоническом концерте Большой зал консерватории был забит до потолка. Брамса в варианте Гергиева эталонным не назовешь (хотя превратить Вторую симфонию в четыре оперных картины надо уметь, а строгие классические варианты от нас никуда не денутся) -- зато для опер Вагнера и Прокофьева лучшего медиума не придумать. "Парсифаль" в Москве прошел несколько суше и тяжелее, чем на премьере и чем на "Звездах белых ночей" в Питере (но, как говорят коллеги, много лучше, чем тогда, когда его смотрело жюри "Золотой маски"), сохранив, впрочем, свой божественный ритм и ощущение священной высоты происходящего. Мистику другого рода -- сладостно-болезненную, сродни расчесыванию царапин -- источал "Огненный ангел", отменный по театральной форме. Самых бурных оваций удостоилась компания мимов, всю дорогу червящаяся по сцене, -- что до солистов, то Лариса Гоголевская и даже Николай Путилин, увы, не достигли блеска премьерной пары Горчакова--Лейферкус.

Если бы меня попросили назвать три открытия, которые прошедшие гастроли подарили Москве, я бы выбрал вот кого: 1. Геннадий Беззубенков, опорный бас труппы, умный, мобильный и экономный артист, воплощение уровня театра. 2. Николай Путилин: уставший к концу от немыслимой нагрузки, он все же сполна отработал роль премьера-баритона, заставив забыть про отсутствие теноров и премьерных теноровых партий. 3. Млада Худолей, молодая певица, вышедшая на сцену второй раз в жизни и спевшая Сенту в "Голландце" так, что наши московские рты до сих пор разинуты, как корабельные трюмы.