Русский Телеграф / Среда 19 ноября 1997

То ли московская публика вдруг стала рьяной поклонницей старинной музыки, то ли слово "премьера", как обычно, послужило ей приворотным зельем, то ли этим зельем стало имя незаурядного баса, только что прогремевшее на конкурсе имени С.В. Рахманинова -- так или иначе, но даже старожилы консерватории не помнят такого супераншлага, какой был на дневном (!) концерте в Рахманиновском зале консерватории, где исполнялось "Представление о душе и теле" Эмилио де Кавальери.

Значимость события вполне оправдывала заинтересованность публики: почти четыре столетия прошло со времени первого исполнения этой оперы, после чего нам известны лишь единичные ее постановки первой половины ХХ века в Италии, Германии, США. В 1974 году в Кельне была сделана запись "Представления", исполненного под руководством Хансе-Мартина Линде солистами Collegium Vocale Koeln. В России же Rappresentazione исполнялось только фрагментами ансамблем "Мадригал" под руководством Андрея Волконского (в записи существует лишь один фрагмент из третьего акта).

Солист ансамбля "Мадригал" Евгений Аргышев мечтал поставить это произведение целиком, но безвременная кончина певца (он умер в 1992 году) не позволила осуществиться этому замыслу. Однако у Аргышева было много учеников, и для одной из них, Марии Батовой (музыковеда, выпускницы Московской консерватории), он, по ее собственным словам, стал не только учителем пения, но и эталоном музыканта-профессионала и человека. После смерти Евгения Аргышева Мария Батова нашла в его архивах копию факсимильного издания 1912 года "Представления о душе и теле" Кавальери и, подхватив дело учителя, осуществила его мечту.

Любой проект, связанный с реконструкцией старинной музыки, неизбежно подразумевает серьезную музыковедческую работу, без которой невозможно достичь подлинности исполнения. "Аутентизм -- это очень просто: это соответствие музыки самой себе. Если ты любишь эту музыку -- прекрасно. Но ее ни в коем случае нельзя петь "на цыпочках", потому что любовь, помимо нежности, предполагает смелость и даже дерзость," -- говорил Аргышев.

Проект Марии Батовой действительно смел и дерзок: музыкант-теоретик по сути вновь создает оперу -- расшифровывает старинную нотацию, делает редакции инструментальных партий, изучает оригинальный итальянский текст. Теоретическая часть составляет два тома (!) ее дипломной работы, по уровню равносильной кандидатской диссертации. Дух оперы требует сценического воплощения, которое невозможно осуществить одному человеку. Батова собрала почти сорок единомышленников; с вербовкой были проблемы: почти как в истории итальянской оперы консерваторские примадонны отказывались петь из-за того, что партии недостаточно выигрышны, недостаточно виртуозны. В результате исполнительский состав получился довольно пестрый (что, конечно же, не могло порой не влиять на качество исполнения): здесь и теоретики, и композиторы, и пианисты, играющие на лютне, и люди без музыкального образования. Наравне с ними выступали исполнители-профессионалы: солисты Коллегии старинной музыки, ансамбль ранней музыки Flauti Dolci, "крепкая" клавесинистка Ия Заковряшина (по мнению М.Батовой, умеющая "притягивать" к себе исполнителей, а потому идеально выполняющая работу дирижера), органистка Е.Кофанова и, конечно же, Дмитрий Степанович -- солист театра им.К.С. Станиславского и В.И. Немировича-Данченко.

Дмитрий Степанович... Еще не стихли овации после его выступлений на рахманиновском конкурсе. Великолепный бас, мудрое, трепетное отношение к тексту, актерское мастерство -- все эти качества органично сочетаются в его интерпретациях музыки разного времени. До сих пор мы знали Степановича как академического певца с голосом, легко перекрывающим tutti оркестра. В пятницу Степанович выступил как исполнитель старинной музыки в характерной аутентичной манере, спев партию Тела. Не изменяя своему таланту и профессионализму, он работал с людьми, обладающими маленькими голосами: выравнивал им интонацию, организовывал ансамблевое пение. Вместе с талантливой Душой (ее спела сама Мария Батова) Степанович (как единственный человек, работающий в театре) режиссировал мизансцены.

Режиссура в таком спектакле особая: акты оперы чередуются с интермедиями (хореографические интермедии поставила Наталия Кайдановская, энтузиастка из Большого театра), придумывается лишь канва сцены, и все действие -- импровизация. Получилось? Скорее да, чем нет. Взять хотя бы кульминацию II акта -- разоблачение Мира и Мирской жизни, в которой, как пишет Батова в своей работе, "главное -- удивить, потрясти воображение". Эта сцена была сыграна так темпераментно, что Кавальери, обладавший, судя по письмам, веселым нравом, думаю, остался бы доволен.

Во всех справочных изданиях "Представление о душе и теле" называют первой ораторией. В своей работе, написанной под руководством профессора Московской консерватории М.А.Сапонова Батова утверждает, что "Представление о душе и теле" -- духовная опера. В этом утверждении, претендующем на историческое открытие, есть те же смелость и дерзость, о которых говорил Аргышев. Требовалось увидеть, чтобы поверить -- своей непосредственностью, живостью и сценичностью это произведение, действительно, больше похоже на оперу. Пожалуй, мы можем сказать, что не только услышали доселе незнакомую нам музыку, но и почувствовали эпоху Высокого Возрождения -- пусть практика немного и проиграла теории.

Подпись к фотографии:

Едва возникнув на профессиональной сцене, 23-летний бас Дмитрий Степанович пошел нарасхват -- он поет романсы Глинки и песни Дунаевского, возглашает "Оду к радости" Бетховена и ведет речь от имени Тела в духовной опере Эмилио де Кавальери