Известия / Вторник 31 июля 2001

Театральная Россия знает пьесу немецкого романтика Шиллера "Коварство и любовь" и до сих пор помнит шок от постановки Темура Чхеидзе в БДТ начала 90-х. Зато созданная по этому сюжету опера "Луиза Миллер" в нашем репертуаре отсутствует в отличие от всего мира. Верди в России, даже в свой юбилейный год, если не считать продукцию Мариинского театра и "Набукко" в Большом, -- это все те же "Аида", "Риголетто" и "Травиата". Между тем "Луиза Миллер" -- четырнадцатая из 26 драм Верди -- ничем не уступает известной тройке, предвосхищая мелодические красоты "Травиаты". Ее отличают великолепная драматургия и яркая музыка, в которой хорошо узнается рука неистового итальянского романтика, сумевшего быть здесь сильным, страстным и нежным. Кажется, никогда Верди не говорил так о любви, как в последнем акте своей "Луизы", имеющем истинно романтический подзаголовок "Яд".

Однако венская "Луиза" пошла другим путем. Немецкий режиссер Кристина Милиц , дебютировавшая в Вене с "Леди Макбет" Шостаковича, сделала главным сюжетом спектакля не любовь, а роковые обстоятельства, которые обозначили черные каменные глыбы. Сценограф Карин Фриц не поскупившись, завалила ими всю сцену, сделав мрачный пейзаж главной силой спектакля. Даже в первом акте с безмятежным названием "Любовь", где действие разворачивается в маленькой комнате, страшные камни уже угрожают с авансцены, предвещая плохой конец. Собственно, началось все также скверно. Режиссер не дала сосредоточиться на красивой увертюре, а сделала ее фоном страшного злодейства, являющегося у Верди предысторией (граф Вальтер убивает своего бездетного родственника, завладевая его титулом и богатством).

После такого вступления любовь Луизы и Рудольфа оказалась всего лишь небольшой передышкой перед торжеством злых сил, заполонивших все действие. Невинная Луиза (Регина Шёрг) на белой кровати, окруженная в свой день рождения толпой одетых в зеленое пейзан, -- эта идиллия была быстро скомкана натиском папаши Миллера, грубо хватающего свое дитя, и черного шантажиста Вурма (замечательный Кванг Чул Юн), который, заявляя о любви, едва ли не насилует Луизу. Мрачную картину растущего на глазах социального конфликта усугубили придворные в черных костюмах, наставившие свои ружья на безмятежных пейзан, и агрессивная герцогиня Фредерика, имеющая вид заматерелой интриганки, которая хочет во что бы то ни стало завладеть Рудольфом.

Пропорционально усиливающемуся коварству растет и количество камней: постепенно они заполняют все, не оставляя места лирическим героям и их чувству. В итоге запоминается не потрясающая драматизмом финальная сцена влюбленных, которые, преодолев судьбу, соединяются в смерти, а безумие и одиночество героини, которая, раздевшись, скитается среди голых скал. Режиссер достигла здесь чисто феминистского пафоса, показав, как нежная и беззащитная женская плоть оказалась раздавленной наглым мужским обществом. Словом, женщина -- жертва мужчины, а дети -- жертвы родителей. Так сформулировала Милиц в год Верди тему "Луизы Миллер". Впрочем, этот замысел оказался совсем не по душе консервативной венской публике, которая обрушилась на вышедших на поклон постановщиков раздраженным "бу". Музыкантам же достались только аплодисменты. Правда, дирижеру Бертрану де Билли не удалось достичь уровня прошлогоднего "Вертера", где были звездные солисты -- Дженифер Лармор (Шарлотта) и Марчелло Джордано в заглавной роли. Новая пара любовников -- Регина Шёрг и Вальтер Фраккаро (Рудольф) -- оказалась другого ранга, но тем не менее дала возможность насладиться чудной музыкой.

Впрочем, и спектакль, несмотря на его роковую одномерность, оставил достойные воспоминания: изнасиловать Верди актуализацией все же не удалось. Собственно, просчет заключался не в повороте темы, а в ее чрезмерном муссировании: режиссер с головой ушла в доказательство своей идеи, игнорируя лирическую драму. Кроме того, художник заострила тенденциозность затеи, не позаботившись о том, что сцена в любом случае должна выглядеть красиво. При всем этом новая венская "Луиза" по-европейски благополучна и чужда российским крайностям, не дотягивая и до наших успехов, и до наших провалов. Ей далеко до продвинутой версии Белова и вызывающих декораций Пикаловой в "Риголетто" Саратовской оперы. Зато ее постановка далеко не так замысловата и надуманна, как у Александрова, а декорации не так страшны, как у Пастуха, в свежем "Отелло" Мариинского театра. "Луиза" -- нечто среднее между традицией и авангардом с примесью аккуратного европейского феминизма. Словом, год Верди отмечают в Вене без особого вкуса, но и без резких движений.

Вена

На фото: Бедняжка Луиза (Регина Шёрг) среди бездушных камней