Известия / Четверг 19 октября 2000

Мощная программа объединяет всех меломанов. "Шуберт и Брамс" -- серия камерных концертов в доме, где родился Шуберт. Клавирные сонаты Бетховена во дворце Пальфи играют молодые музыканты, в том числе и отпрыски известнейших пианистических фамилий Европы -- Гулды и Бадура--Шкоды. Во дворце Лобковиц -- баховский цикл.

Главная приманка -- четыре новых спектакля, объединенные девизом "Сила любви безгранична". "Якоб Ленц" -- камерная опера современного немецкого композитора Вольфганга Рима по пьесе Бюхнера, романтический "Вертер" француза Жюля Массне по Гете, последняя оперетта легендарного "короля вальсов" Иоганна Штрауса "Венская кровь" и танго-operita модного аргентинца Астора Пьяццоллы "Мария де Буэнос-Айрес".

Режиссер Гиу Йостен и сценограф Йоханнес Лейакер не актуализируют лирическую драму Массне. Перед вами "Вертер" как он есть и ничего кроме "Вертера". Это не означает, что сцена -- из XIX века. При некоторых реалистических деталях (от стола до натуральной рождественской елки) и отвечающих эпохе костюмах она запоминается современными ракурсами и лаконизмом. Камерная драма играется с полным погружением в эстетику оригинала: тихо, внятно, интимно. Крупным планом -- мучительная любовь Вертера к Шарлотте. Вокруг -- немецкий провинциальный быт с его автоматическим идиотизмом (отец Шарлотты и его дети), от которого по коже бегут мурашки в сторону "Воццека" Берга. Но ни одна современная деталь (даже иррациональная линия из бабочек через всю сцену) не дает перешагнуть грань между нашим временем и героями Массне.

Штраус в театре "Ронахер" -- дерзкий и удачный разворот к канувшим в вечность демократичным развлечениям рубежа XIX--XX веков. Оперетта "Венская кровь" сама напрашивается к такому ходу. Штраус и его знаменитые либреттисты Виктор Леон и Лео Штайн поймали здесь то, что словами не выразишь, -- венский стиль. Жизнь, подобную карусели. Ее головокружительное движение ощущаешь, едва входишь в театр, где публику встречают акробаты, силачи, жонглеры, гимнасты на ходулях, наконец, элегантный Антон Ронахер, первый директор театра (Лоте Ледль), и колоритная Милли, легендарная женщина-фиакер начала века (Михаэла Мок). Йозеф Э. Кеплингер устроил варьете: публика -- в партере за столиками, оркестр -- на сцене с тонким музыкантом Михаэлем Хофштеттером, а перед ним -- знаменитая карусель из Пратера, где изящно пикируются типичные венцы: очаровательная графиня (Эдит Лиенбахер -- звезда жанра), ее неверный муж (Карло Хартман), соблазнительная Probiermamsel Пепи (Габриэла Боне). Каждая роль -- выстрел в десятку, все в целом -- подлинный образец жанра, сводящий с ума ароматами старой доброй Вены.

Зато Пьяццолла сметает знойным дыханием латиноамериканского мегаполиса. Через его танго Европа открывает историю блудной дочери Буэнос-Айреса, родившейся на асфальте, прошедшей путь от фабричной работницы до проститутки, умершей и возродившейся под новым именем. Мария -- не обычная женщина, а символ и дух города. Танго-operita Астора Пьяццоллы "Мария де Буэнос-Айрес" ошеломляет народностью, первозданной человечностью и горячим дыханием искусства, благодаря которому полтора часа пролетают как один миг. Сцена воздействует магически, не вызывая при этом желания анализировать причины. С неохотой отмечаешь, что здесь великолепная, новаторская сценография, где есть только чистый подиум, стулья и красивый металлический каркас, на котором укреплено множество подвесных ламп. Что несмотря на отсутствие сюжета, драматургии и героев в привычном смысле, здесь удивительно живое действие, где группы разношерстного аргентинского народа (миманс) перемежаются семеркой элегантных девушек в мужских костюмах (танец), двойниками Марии (куклы) и тройкой натуральных, достойных пера Маркеса латиноамериканских мачос, рассказывающих движением, словом и пением, о чем плачет танго.

Его символ -- бандонеон, единственный инструмент на сцене (Пер Арне Глорвиген). Выжимая из сердца своими монотонными ритмами чарующую смесь тоски и любви, бандонеон (на нем когда--то играл сам автор) -- как рассказчик в Пассионах Баха -- повествует о страстях Марии -- то девочки, то дьявола, то всеобщей матери аргентинской. У ног бандонеона под сценой -- семеро музыкантов ансамбля "Кремерата музыка", в чьей фантастически рафинированной, стильной игре (Гидон Кремер -- скрипка, Вадим Сахаров -- рояль) и рождался гипноз спектакля. Растроганная публика ответила невиданно искренним и горячим приемом. А критик, не помня себя от внезапно нахлынувшего счастья при встрече с новым театром, помчался за кулисы. К сожалению, музыканты уже уезжали из Вены, но все же композитор Леонид ДЕСЯТНИКОВ успел ответить на несколько вопросов.

-- Ваше имя в буклете стоит рядом с именем Пьяццоллы как автор аранжировки. В чем состояла ваша работа?

-- Я попытался расчистить музыку от различных наслоений, сведя авторский оркестр к камерному составу инструменталистов. Их восемь, включая бандонеон. Я стремился к камерному, рафинированному звучанию, когда каждый инструмент является солистом. В таком виде магия музыки усиливалась, ее символ -- бандонеон -- резче выделялся на фоне классических инструментов. Но обработка не коснулась мелодии и гармонии. Я не имел права вторгаться в авторский текст и оставил все как есть. Ну, может, выкинул один аккорд.

-- Речь идет о специфически аргентинских инструментальных наслоениях?

-- Скорее всего о неких интернациональных шаблонах, связанных с исполнением эстрадной музыки, которые учитывал Пьяццолла. Я сравнивал авторский текст и запись, они отличаются. В своей работе я больше ориентировался на запись.

-- Пьяццолла -- модный автор, у всех на слуху. Теперь вдруг выяснилось, что его танго надо ставить, -- это уже готовый театр и хороший толчок для развития сцены. Кто здесь автор проекта?

-- Поставить "Марию" предложил Филипп Арло. Он же -- режиссер, сценограф, художник по костюмам и свету. Словом, тотальный автор спектакля. Так возникла связь: Арло -- Кремер, который постоянно играет Пьяццоллу, -- Десятников, связанный с Кремером годами дружбы и творчества. "Мария" оказалась вершиной моей совместной работы с Кремером. В 1998-м Арло ставил в Брегенце камерную оперу "Ночь" Хааса. Поэтому Брегенцский фестиваль первым увидел нашу "Марию": мы трижды показали там этот проект на новой (третьей по счету) сцене-мастерской, где идут оперы в разделе "эксперимент". Потом -- трижды на фестивале в Вене. Везде с огромным успехом. Сейчас мы едем во Францию в курортный город Ментону.