Известия / Суббота 25 декабря 1999

Леонид Десятников, 44, востребован кинематографистами, Гидоном Кремером, своими друзьями и частью той публики, которая к музыкальным кругам не принадлежит и на других современных композиторов не ходит. Леонид Десятников не востребован фестивалями современной музыки, Пьером Булезом, музыковедами-теоретиками и музыкальной публикой, которая ходит на композиторов, считающихся современными. Авторский концерт, прошедший на днях в Рахманиновском зале консерватории и организованный антрепризой Московского союза музыкантов, показал, что первая категория лиц не вправе считать Десятникова своей исключительной собственностью, а вторая кое-что теряет, не включая его в поле своего внимания.

Лет десять назад Десятников был композитором, естественно принадлежащим к традиционной петербургской школе. Выделиться среди традиционалистов ничуть не проще, чем среди авангардистов, но Десятникову это удалось. Одним из лучших сочинений того времени остался вокальный цикл "Любовь и жизнь поэта" (в оригинале он написан для тенора и фортепиано; сейчас получил второе рождение в превосходном исполнении сопрано Виктории Евтодьевой и пианиста Алексея Гориболя) на стихи Хармса и Николая Олейникова. Как и поэты-обэриуты, Десятников питался из множества ручейков. Одни лились в него сами -- как Шостакович с капитаном Лебядкиным и тоскливой еврейской лирикой. Из других он поливал свой стиль -- тут и вздохи Чайковского, и полководец-смерть Мусоргского, и гибнущий капрал Даргомыжского, и шубертовские застылости, и рахманиновские сиреневые воды, и советские слюни. Третьими он питал свою технику -- в первую очередь конструктивистской пианольной ритмикой Стравинского. Попробуй другой композитор взять тот же рецепт, другим получилось бы и кушанье. Главное в том, что, вне зависимости от компонентов, Десятников нашел свой собственный метод и стиль, свою логику и красоту вокальной линии, свои интонации и гармонии, по которым можно узнать его авторство и в других опусах, и свое оригинальное ощущение хода драмы, с которым цикл движется от шаловливой игры к глубокому многолитражному чувству.

Однако, безусловно, не кто иной, как сам Леонид Десятников дал повод считать его именно специалистом по культурным аллюзиям и гибридам академического стиля с масскультом. Десять лет прошло, и то, к чему композитор имел природный вкус, было вменено ему в обязанность. Десятников был осмыслен как постмодернист, ироник, сноб и эстет; из естественного петербургского традиционалиста он превратился в обставленного заказами мастера, на которого навешано собак. Если Десятников работает на Европу, от него требуется пересказывать комментаторским языком классиков, будь то Шуберт или Пиаццола. Если он работает на отечественный кинематограф, то ему некуда деться от темы советского прошлого, повально одолевшей режиссеров определенного поколения. Писать отдельно на заказ и отдельно для вечности -- несовременный жизненный компромисс. Как тут не застрять в болоте, как соблюсти внешние условия, поставив их на службу своей генеральной линии? Великолепный ответ на этот вопрос дали прозвучавшие в концерте новые сочинения.

Оба относятся к 1999 году и, надо думать, завершают текущий "пиаццольный" период Десятникова. В фортепианном квартете "По канве Астора", выдержанном в сумрачных академических тонах родной камерной традиции, автор заторможенным взглядом проникает в танго Пиаццолы и извлекает из него геометричную проекцию скелета -- так, как если бы увидеть уличную вывеску со стороны несущих конструкций ее арматуры. Еще заковыристее сконструированы "Три песни советских композиторов и другие фрагменты музыки к кинофильму "Москва", исполненные в этот вечер впервые.

Мир кино и мир музыки располагаются на разных этажах культуры. Когда фильм режиссера Александра Зельдовича "Москва" по сценарию Владимира Сорокина наконец будет закончен и показан, кинокритики, не сомневаюсь, напишут, что он "озвучен изысканной музыкой модного Леонида Десятникова". С другой стороны, одна знающая дама из музыкального мира уже шепнула мне, что петь в консерваторском зале народным голосом через микрофон песню "Враги сожгли родную хату" -- форменное непотребство. В фильме будет, насколько знаю, бар, где играет некий джаз, и некая героиня, которой предписано сомнамбулически напевать советские песни. Выполняя эти два задания, Десятников написал не только музыку к фильму, но одновременно и совершенно самостоятельное, цельное академическое сочинение.

В нем есть инструментальные номера, не содержащие ничего советского, равно как и "пиаццольного" -- сплошь неустойчивая джазовая скрябинская мазурка "Первый снег", номер "Метро" в стиле американского Third Stream 60-х, средневеково-народная "Баркарола" с примесью скрипки "Солдата" Стравинского. Диву даешься, неужели все это Десятников впендюрил в фильм про страдающих новых русских? А держат сюиту три вокальных номера -- названная песня Матвея Блантера, а также "Заветный камень" Бориса Мокроусова и "Колхозная песня о Москве" Федора Маслова. Мелодии песен, со всеми их куплетами, процитированы безо всякого изменения -- в то же время инструментальная часть, которую исполняет большой ансамбль музыкантов, представляет собой абсолютно независимый ритмический и стилистический контрапункт, организованный по стройной системе композиционных правил. Ровно то же самое делали ренессансные мастера строгого стиля, встраивая народную песенку "Человек с ружьем" в свои полифонические мессы и мотеты. Сегодня наше ухо никакого стилистического зазора в мессах не слышит. Обобщенный образ строгого стиля использовал в 1970-е годы Арво Пярт, применив к нему свою ритмическую математику. Десятников делает следующий шаг после Пярта. Он разрабатывает подобным образом свои формулы, и он бесстрашно загрязняет единый стиль, делая элементом формул "низкие" советские мелодии, но работая с ними как заправский нидерландский полифонист. Венчающая сюиту "Колхозная песня о Москве", в которой советский композитор Маслов подключен, как видеомагнитофон к телевизору, к полифонизированному Равелю, в самом деле звучит как гимн растрепанной Москве, которую полюбил стройный Петербург. От меня, как от москвича, Десятникову спасибо.

Как десять лет назад, так и сейчас Десятников располагает еще одним кладом -- первоклассными исполнителями. Алексею Гориболю, лидеру концерта, и его многочисленным партнерам принадлежит половина того успеха, который имел у московской публики новый строгий стиль Леонида Десятникова.

ПОДПИСЬ:

Леонид Десятников и его альтер эго -- пианист Алексей Гориболь

Современные русские композиторы: Леонид Десятников