Известия / Среда 09 июня 1999

Нравится нам это или нет, но концерты классической музыки на Красной площади превратились в ежегодную традицию. А музыкальным лицом Красной площади стал Валерий Гергиев.

Не Евгений Светланов, не Михаил Плетнев. Никто из московских дирижеров -- даже не Владимир Федосеев, если и выбирающийся за пределы консерваторской сцены, то разве что в видеоролики на музыку Чайковского.

Валерий Гергиев застолбил за собой главную площадку России, несмотря даже на то, что до него ее опробовал триумфально вернувшийся из изгнания Мстислав Ростропович. В 1996 году Гергиев впервые вытряс из рукава свой знаменитый оркестр на Васильевском спуске -- тогда, ужасая уши нежных меломанов страшным звукоусилением, питерский маэстро приветствовал президента Ельцина по случаю его инаугурации. Мы все гадали, что происходит -- Гергиев завоевывает Москву? Он хочет присовокупить Большой театр к Мариинскому и возглавить объединенную дирекцию? Вскоре после концерта вышел указ президента, в котором Гергиев назначался худруком (а не только главным дирижером) Мариинского театра. Москва и Большой театр остались при своем. Только и всего? -- любители версий были страшно разочарованы.

Нет, не только и всего. Та пионерская вылазка была рассчитана на более долгую перспективу. В следующем, 1997 году Гергиев дирижировал на Красной площади Российским национальным оркестром по ходу шоу Кончаловского к 850-летию Москвы. В 1998-м -- оркестром мира, состоящим из десяти молодежных оркестров (как ни удивительно, достигнув даже некоторого художественного эффекта). В 1999-м -- юбилейным пушкинским концертом.

На первый взгляд концерт был как концерт -- разве что на Красной площади. Пушкинские арии, пушкинские вальсы и полонезы, хор Минина, Глинка, Чайковский, Рахманинов, Свиридов. Таких можно насоставлять тысячи. Заурядная телетрансляция по РТР, здоровенный пушкинский венок над сценой, для перебивок. Ни закадрового комментария, ни даже объявления номеров -- где был Святослав Бэлза?

Пели по-разному. Владимир Маторин (Старый цыган Рахманинова) и Нина Терентьева (Лаура Даргомыжского) из Большого театра -- неважно. Лариса Рудакова оттуда же (Шемаханская царица) -- сносно. Зураб Соткилава ("Подъезжая под Ижоры" Свиридова) -- как всегда. Анна Нетребко из Мариинки ("Не пой, красавица" Рахманинова) -- хорошо. Ее коллега Ольга Трифонова ("Фонтану Бахчисарайского дворца" Власова) -- превосходно. Питерские мужчины работали с переменным успехом -- Василий Герелло лишь эффектно мелькнул в качестве запоздало влюбленного Онегина, Николай Путилин со скрипом вытянул Мазепу, зато блеснул как Томский. О Галине Горчаковой и Пласидо Доминго разговор особый.

Когда мы слышим такой русский язык в устах певца такой культуры, как Доминго, стоит предаться сомнениям -- а так ли уж хороша мировая практика пения на языках оригиналов? Зато умением фразировать Доминго себя никак не уронил, верхние ноты пропихнул с простительной в его летах натугой, а как был обаятелен, невозможно описать. Что касается Галины Горчаковой, то ей было достаточно двух фраз, чтобы развеять сомнения скептиков в ее нынешней форме. Голос такого объема и такой красоты не смогли убить ни площадь, ни микрофоны, ни телевизор. Наверное, Горчакова -- в числе единиц на мировой сцене, кто не мельчит, не роняет и не срамит искусства великих сопрано прошлых десятилетий.

Вот мы и подошли к главному, что привез нам непредсказуемый Гергиев. Горчакова и Доминго пели "Пиковую даму" Чайковского, которая идет под управлением Гергиева и в Метрополитен-опера, и в Мариинке (там премьера состоялась только на прошлой неделе). В Большом театре "Пиковая" тоже идет, и в довасильевскую эпоху Графиню в ней пела ныне заслуженная пенсионерка Галина Борисова -- именно она вышла сейчас на временную сцену юбилейного концерта, чтобы блеснуть поздней хичкоковской красотой и присоединиться к Горчаковой и Доминго. Оркестр Мариинского театра во фрагментах из свежевыученной "Пиковой" был упруг, зол и нежен -- в отличие от многих других номеров этого пушкинского музыкального расстегая.

Нет, Валерий Гергиев не зря так упорно столбил Красную площадь. Кто бы мог подумать, что подножие Василия Блаженного и примавзолейные равнины смогут стать тем местом, где встретятся и объединятся Мариинский театр, Большой театр и Метрополитен-опера? Проведя на Красной площади череду дежурно-галочных и научно-технических (каким было шоу десяти оркестров) мероприятий, Гергиев наконец представил проект, за которым можно признать весомое культурное значение. Иначе век бы нам горевать о том, что Метрополитен-опера не ездит на гастроли, а Мариинку не пускают на сцену Большого театра.