Известия / Суббота 17 апреля 1999

Новость о том, что плетневский оркестр перестает быть плетневским, уже неделю остается главной сенсацией московской музыкальной жизни. По мировым меркам, казалось бы, что особенного -- главный дирижер не захотел продлить контракт, на его место приходит другой: так бывает во всех оркестрах мира. К тому же смена будет плавной: в следующем сезоне Плетнев еще проведет 3--4 свои программы, не считая давно запланированных гастролей; всего три концерта в Москве проведет с оркестром его новый шеф Владимир Спиваков. Однако воспринимать ситуацию по-западному взвешенно трудно: Российский национальный все восемь лет своего существования воспринимался именно как детище Плетнева и как знак совершенной им революции: независимый от государства оркестр добился впечатляющих высот и, обогнав оркестры прежней формации, стал мировым представителем русской национальной классики. Чем из этого сможет воспользоваться Спиваков и что он привнесет со своим приходом -- этот вопрос уже будоражит воображение и окрашивает текущие события в драматические тона.

Каждый из участников ситуации смотрит на нее по-своему. Михаил Плетнев, вероятно, испытывает облегчение, предвкушая радость свободного творчества и избавляясь от тягостной необходимости улыбаться спонсорам, отсиживать на пресс-конференциях и подписывать компакт-диски -- что при его сумрачно-мизантропическом нраве у него никогда хорошо не выходило.

Владимир Спиваков, наоборот, полон энтузиазма: все вышеперечисленное ему удается блестяще, а главное -- его творческий путь входит в новое большое симфоническое качество. Дирекция оркестра (или, точнее, фонда под названием "Российский национальный оркестр") рассчитывает на то, что умеренная посещаемость плетневских концертов сменится забитыми до потолка восторженными амфитеатрами; надеется прибавить к своему активу внушительный пласт мировых связей со спонсорами, друзьями и фирмами, которыми располагает Спиваков; а также уповает на его влиятельность в кругах московской власти, от которой до сих пор, несмотря на многие попытки, оркестру пока не удалось получить никакой поддержки. В подвешенном состоянии находятся изрядно растерявшие свой класс спиваковские "Виртуозы Москвы": или Российский национальный прибавит к своим организационным достижениям муниципальный статус и тогда вытеснит их (а влиться в состав большого оркестра смогут лишь несколько "виртуозов") -- или же они просто останутся без художественного руководителя. Музыканты Российского национального, напротив, смотрят в будущее со скупой надеждой: концертов и гастролей, наверное, прибавится, а кто стоит за дирижерским пультом -- пианист или скрипач, -- особой разницы нету. Знатоки и ценители, разумеется, в шоке: теперь, того гляди, в шестом ряду партера будут сидеть Кобзон и Алибасов, а зал будет взвиваться от восторга при одном выходе любимого артиста -- неважно с кем и в каком качестве. Публика же плетневского оркестра пока, может быть, и не знает, что концерты, подобные тем двум, что прошли на этой неделе в Большом зале консерватории, -- знак уходящей плетневской эпохи.

Под занавес своего альянса с оркестром Плетнев сделал две программы -- редкие и, что свойственно ему, концептуально, вопиюще несовременные. Тихий и послушный зал, далеко не полный, внимал раритетам рубежа веков: Плетнев воздавал должное малоисполняемым опусам, о которых имел свое мнение. Он настаивал, что Первая симфония Рахманинова, рапсодичная и водянистая, скрывает ту же красоту, что и его же популярные вещи. Что наивный, несамостоятельный Фортепианный концерт Римского-Корсакова -- играющая гранями жемчужина. И, наконец, что Танеев -- великий композитор, без которого не обойтись человеческому духу, ведущему личный разговор с Богом без тени позы или официальной религиозности. Нельзя сказать, что исполнение везде было отшлифовано до блеска -- хотя глубокий и полный звук оркестра, растущий с контрабасового дна, пропитанный мягкими аккордами медных и увенчанный цветущей парикмахерской верхних голосов, был хорош повсюду. Запомним танеевского "Иоанна Дамаскина" и скрепя сердце отметим главную неудачу: Плетнев фатально не совладал с гигантской по составу и сложности кантатой Танеева "По прочтении псалма". Видимо, восьми лет за пультом оказалось недостаточно, чтобы победоносно руководить огромными оркестровыми и хоровыми массами (вспомнилась аналогичная досада с Девятой Бетховена).

И неудача с Танеевым, и опасный туман, в который ныне отправляется Российский национальный с новым руководителем, -- симптомы парадокса наших переходных лет. Европейского уровня оркестр возрос и ищет дальнейшие пути в ситуации отсутствия лидеров дирижерского пульта. За исключением Гергиева и более локального Колобова, в России нет дирижеров среднего поколения, сочетающих органический дар, профессионализм и харизматическую известность. Остается надеяться, что совокупностью усилий знаменитого скрипача, дальновидной дирекции и в немалой степени приглашенных дирижеров оркестр сохранит лицо и не потеряет своего места в новой жизни.

Подпись: Михаил Плетнев, Российский национальный оркестр и Академия хорового искусства. Фото на память