КоммерсантЪ / Четверг 21 марта 1996

"Предварительное действо" -- грандиозное вступление к "Мистерии", неосуществленному главному творению Скрябина -- само по себе состоит из трех частей. На сегодняшний день существуют две, написанные по эскизам Скрябина композитором Александром Немтиным. Первая часть -- "Вселенная" -- была завершена в 1972 году и годом позже сыграна Кириллом Кондрашиным; весной 1995 года она прозвучала в Москве под управлением Игоря Головчина. В этот раз кроме первой части петербуржцы услышали и законченную в 1980 году вторую часть -- "Человечество".

Теперь осталось представить публике третью часть -- "Грядущее просветление". Но, видимо, ей придется прозвучать в одиночестве -- иначе премьера всего сочинения должна будет пройти либо в каком-либо городе, не слышавшем первые две части, либо поколение спустя. Хотя "Предварительное действо" в отличие от "Мистерии" (с исполнением которой должен был рухнуть свет) предназначалось для многократного использования, надежд на то, что этот опус -- на данный момент уже двухчасовой -- сможет повторно собрать публику в Петербурге, немного. Возвышенная и трогательная затея с явным ностальгическим оттенком как будто предполагала возрождение атмосферы, которая царила вокруг петербургской премьеры "Прометея" в 1911 году, когда за пультом стоял Кусевицкий, а за роялем сидел Скрябин: чтобы о музыке велись разговоры как на "башне" Вячеслава Иванова, чтобы какое-то имя опять стало чем-то вроде заклинания -- каким было имя Скрябина было для "аполлоновцев". В этом смысле исполнение "Действа" вписывалось в ту часть фестиваля, которая взывает к началу века с его самыми великими и самыми неизвестными страницами.

Определенный успех был достигнут. В то время как Москва сейчас к Скрябину довольно-таки индифферентна, в Петербурге наблюдался даже некоторый ажиотаж: зал был полон, число профессионалов весьма значительно, наблюдались также весьма колоритные и совсем нефилармонические фигуры, чем доказывалось, что аура теософских и мистических концепций Скрябина действует и поныне. Однако напрасно было бы ожидать той реакции, которую описывает свидетель премьеры "Прометея": "В переполненном зале Дворянского собрания я видел, как подскакивал Скрябин на своей вертушке: удавалось-таки ему, где нужно, перекричать громовой голос оркестра вздребезжавшим ввысь бешеным рояльным голоском... Когда поднялось, незадолго до конца, неслыханной силы крещендо, я не мог усидеть на стуле, встал и увидел: там и тут другие, не столь юные, как я, тоже поднялись со своих мест".

Тоска по времени великих утопий породила также утопическое искушение воплотить несбывшееся. Очарование же его таково, что любое осуществление ему проигрывает. Благородный и непомерный труд Немтина не явился исключением. Подводная часть айсберга -- сложносоставные цвето-музыкально-философские символы, подстрочный комментарий его "Действа" (ля-бемоль = лиловый = превращение духа в материю, фа = бледно-красный = раздвоение, в том числе воли) требуют отдельного и тщательного анализа, но вряд ли звучащие на поверхности символы, хорошо знакомые по другим сочинениям Скрябина и назойливо повторяющиеся, кого-либо к этому подвигнут. Волны кульминаций, утомляя повторениями, переставали восприниматься. Публика начинала ерзать и переглядываться: вечный порыв Скрябина в со-творении Немтина обещал стать вечным в прямом смысле слова. Кроме того, невозможно было не распознать среди "Человечества" тех, кто был вокруг и после Скрябина: слышались то Стравинский, то Мессиан, то Лютославский.

В замысле "Мистерии" заключается вечное спиральное восхождение, вечное романтическое томление по прекрасной и вечно отступающей цели. Все творчество Скрябина обладает свойством бесконечности, являясь эскизом к главному будущему делу жизни. Воплощение того, что не может быть воплощено по определению, стало делом жизни Александра Немтина. И этим предопределяется судьба его творения.