КоммерсантЪ / Суббота 18 мая 1996

Портовый город Нью-Орлеан всегда был знаменит именно музыкой. В частности, первым музыкантом из Нового света, признанным Старым (во главе с Шопеном и Берлиозом), был нью-орлеанец-креол Луи Моро Готтсчок. И сегодня количество музыкальных звезд на душу населения в этом городе все еще значительно превышает среднестатистические показатели по США в целом (от Фэтса Домино и Доктора Джона до Гарри Коника и братьев Невилл, не говоря уже о династии Марсалисов). Нью-Орлеан вошел в историю как город счастливой музыки -- бесконечных уличных шествий, будь то карнавал или похороны: согласно африканской традиции, по дороге с кладбища следует играть веселые и бодрые вещи. И хотя пресловутый район красных фонарей, в котором, по преданию, в конце ХIХ века родился джаз, в Нью-Орлеане был прикрыт еще в первую мировую войну, фанаты раннего нью-орлеанского стиля все еще хотят видеть в нем веселый вольный город великого Луи Армстронга, поющего о том, "Как чудесен этот мир" и как "Святые отправляются в рай".

Таким фанатом оказался и тубист Алан Джеффи (или по-французски Жаффе -- Jaffe): в 1961 году он вместе с супругой купил историческое здание во Французском квартале, поставил в нем скрипучие садовые скамейки и сделал из него нечто вроде заповедника старого джаза -- так, собственно, и переводится слово preservation.

Однажды ансамбль под маркой "Презервейшн-холл-бэнд" у нас уже гастролировал -- и ни тогда, ни сейчас ничего "уникального" представить не мог, что называется, по определению. Да и о какой уникальности может идти речь, если "Презервейшн-холл" -- это фактически антреприза, объединяющая по меньшей мере три ансамбля, артисты которых легко заменяют друг друга: например, на гастроли в Россию в составе "Бруниос-бэнда" приехал кларнетист Жак Готье, а не тот, кто указан в программке. Практически все, что звучит в "Презервейшн-холле" -- либо исторические шлягеры первых десятилетий ХХ века, любовно сохраняющиеся в репертуаре всех диксилендов мира (вроде маршей, описывающих топографию Нью-Орлеана -- "Парад на улице Бурбонов"), либо та вечнозеленая классика джаза, которая известна не только в оригинальном виде, но и в более поздних, в том числе и самых современных обработках ("Бейсин-стрит-блюз").

Правда, по сравнению с "Презервейшн-холл-бэндом" образца 1979 года, в котором 60-летний трубач Кид Валентайн был самым молодым, "Бруниос-бэнд" значительно моложе: в нем только один ветеран -- седовласый, но еще очень бодрый банджист Нарвин Кимбэлл. Зато совсем еще не стары и контрабасист Бенджамин из династии Джеффи, и барабанщик Джозеф Ласти, и сам руководитель "Бруниос-бэнда" трубач Венделл Бруниос. Он сам и вел концерт -- вел, увы, без перевода, за что его можно извинить: первые ряды были заполнены американцами, так что у него могло создаться впечатление, что все в зале понимают по-английски. Но в музыкальном отношении все участники ансамбля -- в том числе и пианист Рики Мони и блестящий тромбонист Фрэнк Демонд -- хорошо подготовились к гастролям на нашей земле: почти сразу они приступили к русскому народному шлягеру ("Сент-Луис-блюзу", разумеется), и даже поступились музейными принципами, поручив Жаку Готье сыграть слезливый "Маленький цветок", сочиненный креолом Сиднеем Беше во Франции уже после второй мировой войны.

В свое время у нас часто повторяли хорошо известную в ХIХ веке мысль о том, что европейцы любят Древнюю Грецию, как взрослые любят детей, ибо античная цивилизация -- это якобы счастливое детство человечества. Нью-орлеанские марши, кекуоки и чарльстоны тоже легко и приятно считать безоблачным детством джаза. И сегодня, когда наши джазмены либо укрылись от народа в дорогих клубах, либо вообще сменили профессию, нам тем более не хватает "праздника, который всегда с тобой" -- уличного диксиленда: не случайно команду Бориса Матвеева, когда она появляется у "Интуриста" на Тверской, сразу окружает толпа слушателей. Соответственно, нечего удивляться и тому, что концерт счастливой музыки из нью-орлеанского заповедника в Театре сатиры прошел почти с аншлагом. А кое-кто в антракте даже покупал компакт-диски из "Презервейшн-холла" -- причем по цене, вдвое большей, чем в самой Америке.