КоммерсантЪ / Суббота 25 мая 1996

Кем был Виллис Кановер, вы либо знаете хорошо, либо не знаете совсем -- третьего не дано. Формально он был всего-навсего ведущим двух джазовых программ "Голоса Америки", аудитория которых насчитывала, по разным оценкам, от 30 до 100 млн человек (эту цифру приводила в свое время "Нью-Йорк Таймс") в 80 странах мира. Труднее, наверное, посчитать, сколько в мире людей, соблазненных ночными звуками модной в свое время музыки, усвоило, порой даже незаметно для самих себя, основы грамотной английской речи -- пусть даже с легким американским акцентом. Глубокий и обволакивающий бас Кановера звучал нарочито замедленно и вроде бы даже без эмоций -- не только для того, чтобы его легче понимали слушатели с ограниченным знанием английского, но и чтобы повысить сопротивляемость естественным и искусственным помехам коротковолнового эфира.

Согласно американским законам, проамериканская пропаганда может распространяться только за пределами США. Поэтому в самой Америке Виллиса Кановера не знал практически никто -- кроме фанатов джаза, регулярно съезжавшихся на джазовый фестиваль в курортное местечко Ньюпорт (штат Род-Айленд). Представительный джентльмен, напоминавший, скорее, университетского профессора, чем джазмена, Кановер идеально подходил для роли "мастера церемоний" и охотно играл ее всю жизнь -- будь то встреча в провинциальном колледже или прием в Белом доме.

Славу Кановера в соцлагере можно было бы сопоставить (если, конечно, не принимать в расчет разницу между джазом и роком) с популярностью Севы Новгородцева в СССР. Но если Новгородцев просто перенял эстафету ведущего у другого сотрудника Би-Би-Си, к тому же тогда, когда битломания охватила уже весь мир, то Кановер, можно сказать, начинал с нуля: он сам создавал своего слушателя и даже преодолевал сопротивление американской бюрократии, которая -- и это в середине 50-х! -- еще не была уверена, что джаз представляет Америку в лучшем свете.

В своих программах Music USA и Jazz Hour Виллис Кановер ограничивался лишь минимумом информации, крайне редко высказываясь от первого лица, и лишь в виде исключения позволял себе какой-нибудь комментарий. Однако когда дело касалось бывшего соцлагеря, все превращалось в политику. В 1969 году он приехал в СССР во второй раз, на очередной Московский кинофестиваль (после неудачной попытки в 1967 году показать фильмы о джазе на легендарном ХIV фестивале джаза в Таллине), и ему вновь отказались предоставить приличный зал для демонстрации документального фильма о праздновании 70-летия Дюка Эллингтона в Белом доме. Он так и сказал об этом в эфире -- и в результате появился в СССР в следующий раз только в 1982 году, приватным образом сопровождая дуэт Чик Кориа -- Гэри Бертон.

Конечно, ролью радиоведущего Кановер не ограничивался: вместе с популярным композитором Лало Шифриным он организовал в начале 60-х джаз-оркестр, который впоследствии трансформировался в знаменитый биг-бэнд Тэда Джонса -- Мела Люиса, приезжавший к нам в начале 70-х. Он организовывал концерты, следя за тем, чтобы белые и черные джазмены всегда были представлены в равной степени, -- его даже считали активистом борьбы за гражданские права. С тем же успехом его можно было бы назвать и борцом за права джаза: он первым убедил Американский фонд искусств в том, что джазмены заслуживают государственных премий.

Наверное, надо бы сказать и о том, что фактически не получивший никакого систематического образования любитель джаза (формально он никогда не числился в штате "Голоса Америки", что, впрочем, облегчало ему контакты по эту сторону железного занавеса) был и поэтом, сочинявшим лимерики, и издателем журнала научной фантастики, в котором дебютировал Рэй Бредбери, и автором книги о другом знаменитом писателе-фантасте -- Х. П. Лавкрафте.

В заключение хочется процитировать коллегу Виллиса Кановера, московского джазового критика и литератора Алексея Баташева (удостоенного, кстати, в 1977 году вместе с Кановером Польского ордена за заслуги перед польской культурой): "Думаю, не только лично для меня, но и для всего поколения, чья молодость пришлась на 50-60-е годы, Виллис Кановер был просветителем того же масштаба, каким весь мир считает, скажем, Альберта Швейцера. Хотя Кановер всегда держался на втором плане, неизменно выдвигая вперед музыкантов, значение его определенно шире музыки и джаза. Этот гражданин мира, мало кому известный у себя на родине, первым после войны дал нам понять, что значит ощутить хотя бы один глоток подлинной свободы".