КоммерсантЪ / Пятница 28 июня 1996

Окрыленный неожиданным успехом прошлогодних концертов (когда Leo Records отмечала свое 15-летие), Лео Фейгин решил рискнуть и познакомить избалованную лондонскую публику с неведомыми ей музыкантами. Исключениями были лишь знаменитый американский мультиинструменталист и профессор Энтони Брэкстон и хорошо известные в Лондоне российские "неформалы" -- Сайнхо Намчылак и Аркадий Шилклопер. Тем не менее среди "невоспетых героев" было много музыкантов со сложившейся репутацией: достаточно назвать венгерского композитора и флейтиста, в прошлом члена знаменитой композиторской "Группы 180" Тибора Семжэ, автора изысканных минималистских мелодекламаций. В союзе с американкой Лорин Ньютон, которая уже двадцать лет базируется в Германии и Австрии (без ее вокализов в качестве оркестровых партий невозможно представить себе Венский художественный оркестр), выступал и мастеровитый немецкий гитарист Томас Хорстманн.

От американской "невоспетой музыки" были патриархи и идолы. К первым, безусловно, относится Джо Манери -- профессор консерватории Новой Англии (Бостон), чья бескомпромиссная авангардная стилистика проистекает из джазовых новаций 40-х годов. Ко вторым -- Энтони Брэкстон, чью музыку, одновременно похожую на струнную паутину Ксенакиса и на галопирующий диксиленд, в разное время играли и франкфуртский "Ансамбль Модерн" и чикагские блюзмены. Для дуэта с Лорин Ньютон Брэкстон приберег то, чего от него никто не ожидал: нечто вроде perpetuum mobile голоса и саксофонов в унисон. Ровные восьмые лишь изредка прерывались звуковой пантомимой, которую разыгрывала вокалистка: срывала с крутящегося "колеса фортуны" какие-то инструкции, при этом что-то крича в мегафоны со встроенными усилителями. На заднике самопроизвольно проявлялось и неожиданно гасло видеоизображение: по американскому хайвею беззвучно скользит автомобиль, заезжает в какой-то большой город и снова по обеим сторонам шоссе -- зелень. Быть может, это места, в прошлом населенные индейцами? И все это -- повесть о навсегда уходящей натуре? Суровая, похожая на заклинание музыка, по крайней мере, дает основание к такой расшифровке.

Британские участники "Невоспетой музыки" выглядели новичками, не особенно склонными учитывать факты собственной предыстории. И пожалуй, справедливо "Невоспетую музыку" в Лондоне называли русско-американским фестивалем. Если учесть, что Leo records, в сущности, единственная в мире компания, которая еще до "перестройки" сумела придать международные масштабы явлениям советского неофициального джаза, продолжение выглядело вполне закономерным. Правда, проект Владимира Резицкого представлял собой все тот же инструментальный театр джаз-группы "Архангельск": музыканты сидят кружком, как зэки вокруг костра, сам Резицкий все время остается спиной к публике (раньше они даже надевали серые ватники, как в Соловках). Музыка -- все те же хромые остинато "Пилигримов". В числе участников другого проекта -- Оркестра московских композиторов, в котором Резицкий тоже играет, -- самих москвичей было всего двое: валторнист Аркадий Шилклопер и трубач Юрий Парфенов. Теперь уже мало кто помнит, что оркестр -- это команда, собранная трубачом Андреем Соловьевым 10 лет назад, еще до первых признаков перестроечной оттепели из представителей давнего антисоветского андерграунда ("Веселые картинки", "ДК", "Звуки Му", "Свидетельство о рождении", впоследствии переименованное в "Три-О"). С появлением в 1992 году в Москве русского лондонца Владимира Миллера, выпускника Трент-парк-колледжа, управляющий делами оркестра Николай Дмитриев постепенно превратил веселую, но любительскую тусовку в профессиональную сборную в основном из русской диаспоры (в том числе и не говорящей по-русски, как скрипач Алекс Колковски). Оркестр приобрел известный европейский лоск, выпустил три компакт-диска (один из которых вошел в десятку лучших дисков 1995 года итальянского журнала Musica Jazz) и, за исключением вокализов Сайнхо, ничем не напоминает о своем российско-московском прошлом. Это типично космополитическое новоджазовое объединение наподобие оркестра Лондонских композиторов или Оркестра Карлы Блей с основательной, но еще несколько сыроватой концепцией многоголосной алеаторической магмы, из которой более или менее выплескиваются монологи солистов-импровизаторов. Но может, оно и к лучшему, когда русских джазовых композиторов начинают оценивать по тем же профессиональным стандартам, что и исполнителей музыкальной классики из России?