КоммерсантЪ / Вторник 05 июля 1994

Променад-концерты, организованные художественным руководителем Мариинской оперы и фестиваля "Звезды белых ночей" Валерием Гергиевым, уже стали доброй традицией. Но событие, подобное случившемуся 29 июня -- редкость даже для Мариинки. Рядом, в одном отделении, прозвучали широко известный скрипичный концерт Шостаковича и Пятый фортепианный Прокофьева -- сочинение экспериментальное и звучащее крайне редко. Это произвело впечатление -- тем более, что уровень исполнения был отменно высок.

Вадима Репина давно не слышали в Петербурге. Молодой скрипач живет сейчас в Германии, много концертирует. И хотя для филармонических завсегдатаев он еще остался мальчиком-вундеркиндом, выступление на фестивале показало, что перед нами музыкант, не только в полной мере владеющий тонкостями скрипичной техники, но и глубоко индивидуально интерпретирующий сложнейший текст. Ля минорный концерт, написанный Шостаковичем в нелегкие для него 1947-48 годы -- одно из самых трагичных сочинений композитора. И если оркестру, ведомому Гергиевым, удалось передать объективный, "пространственный" план партитуры, то Репин смог точно выразить остро личную интонацию.

Пятый фортепианный концерт Прокофьева возник в совершенно иных обстоятельствах. Он написан в 1932 году, когда композитор ставил перед собой вполне конкретные задачи, стремясь целенаправленно и кардинально изменить свой стиль. Момент переломности, рубежности отчетливо запечатлен в этом произведении: Пятый Прокофьева полностью обнаруживает творческий генезис гения -- в нем слышатся и энергия самоутверждения Первого концерта, и эпическое начало Второго, и угадывается шекспировская мощь музыки "Ромео и Джульетты".

Шекспировские ассоциации уместны, и когда речь идет об интерпретации, представленной Александром Торадзе -- пианистом, чье исполнение Прокофьева вновь (памятуя Второй концерт композитора, исполненный также в сотрудничестве с Гергиевым два года назад) хочется назвать образцовым. Феноменальное владение роялем, полная, всепоглощающая свобода перестают изумлять и начинают восприниматься как нечто естественное, само собой разумеющееся. Сочетание горнего и земного, молитвенно-медитативных фрагментов и эксцентрики, граничащей с буффонадой, в игре Торадзе нисколько не смущает; ударное, жесткое прикосновение к клавиатуре абсолютно согласуется с замыслами автора -- например, и открытая аффектация в исполнении грузинским актером Шекспира никогда не воспринимается как чужеродная. Работая над концертом, Прокофьев стремился к обретению простоты, к новой мелодичности, а создал невероятно сложное сочинение, для адекватного исполнения которого нужен пианист, сочетающий безграничный артистизм и тонкий аналитический ум. Уроженец Тбилиси, выпускник Московской консерватории, более десяти лет живущий в США, Александр Торадзе не устает удивлять взыскательную петербургскую публику.

"Александр Невский", прозвучавший во втором отделении, оказался в не очень выгодном положении: восприятию мешал и настоящий шок, оставшийся после первого, и некоторая незавершенность эпического полотна, возникшая за счет напряженности репетиционного процесса. Но "Мертвое поле", протяжный плач русской девушки, потерявшей жениха, исполненный Ольгой Бородиной с предельной органичностью и чистотой, стал еще одним событием вечера.