Адрес статьи: http://www.vedomosti.ru/newspaper/article/252405/opasnoe_znakomstvo

Ведомости / Пятница 24 декабря 2010

В один вечер с Herman Schmerman театр объединил старую «Серенаду» и еще одну премьеру — «Рубины», и именно этот незамысловатый балетик Баланчина во славу Америки стал главной балетоманской радостью. Публика, десять лет назад скептически едва хлопавшая ему на гастролях Мариинского театра, теперь устроила настоящую овацию. Действительно, джазовые синкопы «Рубинов» (под «Каприччио для фортепиано» Стравинского), коротенькие юбочки, подчеркивающие бесконечность ног, в сочетании с выдающимся набором трюков у тройки солистов, на партии которых Большой выдвинул беспроигрышных Наталью Осипову, Вячеслава Лопатина и Екатерину Шипулину, могут не произвести впечатление только на зануду по призванию.

Забронированный восторг меркнет из-за соединения «Рубинов» с Herman Schmerman. Этот балет вряд ли можно отнести к шедеврам хореографа, но он дает представление о силе созидательного разрушения, которое учинил в мировом искусстве Форсайт. Созданный в два приема почти 20 лет назад Herman Schmerman объединяет квартет, поставленный для New York City Ballet, и па-де-де, добавленное в версию Франкфуртского балета. За ничего не значащим, намеренно дурацким названием скрывается сложная композиция. Нетренированному взгляду она может показаться хаотичной, но на самом деле в ней компьютерная выстроенность. Квинтет отдан трем женщинам и двум мужчинам, чьи ансамблевые танцы и дуэты, прослоенные вариациями, вопреки навязанному неоклассикой стереотипу, не обнаруживают никаких лирических связей. Запаянные в изумительной красоты черные купальники со шнуровками и черное трико (их Форсайт придумывал вместе с Джанни Версаче), танцовщики представляются инструментами божественной игры, отзывчивыми и точными.

Идеальные балетные арабески на вызывающе выворотных ногах, рассыпаемые бисером заноски и ронды, невероятные скручивания в пируэтах, аранжированные в нечеловечески быстрых темпах, представляют человеческие тело как совершенный механизм, вознесенный над страстями. Но лишь до тех пор, пока не приходит черед па-де-де, в свою очередь тоже разделенного на две части переодеванием исполнителей. Оно оборачивается жгучим любовным поединком, так экстремальны смещения от центра тяжести, обжигающе плотен железный обруч аттитюдов и растворяющееся во мраке финальное вращение. Эти двадцать минут чистого танца рассказывают о балете и его людях с такой исчерпывающей полнотой, что следующие за ним очаровательные «Рубины» выглядят такими же фальшивыми, как позвякивающие на бордовых юбках и колетах камешки