Адрес статьи: http://www.vedomosti.ru/newspaper/article.shtml?2001/08/03/32336

Ведомости / Пятница 03 августа 2001

МЮНХЕН — Самый старый музыкальный фестиваль Европы — Мюнхенский оперный фестиваль — открыт новым художественным веяниям, несмотря на свой 126-летний возраст. Самые радикальные режиссерские замыслы получают свое воплощение именно здесь. Доказательством чего и стала одна из самых свежих постановок Баварской оперы — «Пиковая дама» Чайковского.

Сквозную тему нынешнего фестиваля интендант Баварской оперы (организатора фестиваля) Петер Йонас определил как «Миф сегодня». Собственно, трактовать этот девиз можно как душе угодно, однако для приверженцев эстетики современного театра он будет означать лишь одно — «развенчание мифа». Ведь нет ничего интересней, чем представить знакомое произведение в абсолютно новом облике, поставить его с ног на голову, но при этом сохранить в целости до последнего такта музыку — перекраивать авторскую партитуру сейчас справедливо считается дурным тоном. Поэтому знакомые сюжеты классических опер иногда меняются до неузнаваемости.

Главное место в программе фестиваля испокон веков занимают постановки Баварской оперы — как и старые репертуарные, так и новинки, которые автоматически переходят в афишу следующего сезона. «Пиковая дама», сделанная американским режиссером Дэвидом Алденом, принадлежит к числу «репертуарных новинок». Чайковский — автор для Европы все еще экзотический, и его оперные сочинения публика не склонна обожествлять, как это происходит у нас. К культовому произведению русской музыки Алден подошел без сантиментов и полностью переставил акценты в сюжете: если Чайковский основное внимание уделял внутреннему миру своих героев, то Алдена более интересовал социально-исторический контекст, в котором живут и действуют знакомые персонажи. Он даже перенес действие в гораздо более «актуальную» для Запада эпоху — в сталинские годы. Зловещая история разворачивается в глухих стенах советского учреждения, и Германн (Владимир Кузьменко), подсвеченный кремлевскими звездами, тонет в безликой толпе клерков и гэбэшников. Лиза (в прекрасном исполнении шведской певицы Катарины Далайман) со своим «светлым советским чувством» в этом мире обречена и потому находит смерть, разбившись о витрину магазина «Новая жена», символизирующего ее разбитую мечту о браке с Германном (смерть от потери крови, по Алдену, гораздо более отвечает времени, нежели мелодраматический конец в Зимней канавке). Любовные сцены, однако, прописаны режиссером слабо — судя по его замыслу, им отводится второстепенная роль. Гораздо более изобретательно воссозданы ужасы нашего городка — кремлевские оргии, главной участницей которых становится старуха-графиня с обнаженной грудью, и злополучный игорный дом. Столь свежий подход к великому произведению поначалу заинтриговывает, но постепенно становится ясно, что сюжетная концепция, столь заботливо и красиво воссозданная режиссером на сцене, точек соприкосновения с музыкой почти не имеет. Пожалуй, единственным эпизодом, где происходит нужный контакт, становится пастораль «Искренность пастушки» в сцене бала, перекликающаяся с основным сюжетом. Двойственность и ирония, заложенные в этом наивном интермеццо Чайковским, у Алдена оборачивается зловещим карнавалом, где основные действующие лица предстают словно в кривом зеркале. Однако «Искренность пастушки» больно уж перекликается с более старой постановкой Алдена (также включенной в репертуар Баварской оперы) — «Ариодантом» Генделя. Причем пышной барочной драме, с ее нарочито схематичной структурой, подобные фантасмагории шли явно больше. Чайковского переиграть на современный лад оказалось гораздо сложнее, поэтому сразу после окончания работы над «Пиковой дамой» Алден вернулся к барокко: во второй половине фестиваля состоялась премьера одного из шедевров XVII в. — оперы Монтеверди «Возвращение Улисса» — с сильным составом исполнителей и гораздо более внятной концепцией.