Адрес статьи: http://www.vedomosti.ru/newspaper/article.shtml?2001/11/19/37582

Ведомости / Понедельник 19 ноября 2001

В субботу в рамках обменных гастролей Большого и Мариинского театров петербуржцы представили в Москве одну из самых известных своих постановок — «Семена Котко» Прокофьева. За два часа до начала спектакля Валерий Гергиев решил пообщаться с журналистами. Полтора часа кряду он держал речь, которую лишь самые отважные из пишущей братии рискнули прервать своими вопросами. О чем говорил Гергиев? Да обо всем. Дирижер с потрясающей ловкостью переключался с проблем американской нефтяной индустрии на перспективы предстоящей реконструкции двух главных оперных театров России, а уже через полминуты говорил о необходимости взращивать в столицах новые балетные таланты и делился теплыми воспоминаниями о деловых контактах с Евгением Примаковым, попутно затрагивая восхитившую его своей дешевизной постройку новой сцены миланского «Ла Скала». Из бурного потока удалось вычленить две основные мысли, которые, периодически возвращаясь, образовали некий рефрен. Первая — об обиде Гергиева на министра культуры Михаила Швыдкого, который не принимает проблемы Мариинки так близко к сердцу, как другие государственные мужи. Вторая — об абсолютно адекватной оценке возможностей мариинской труппы: Гергиев, совершенно не смущаясь и не краснея, говорил и о неудачах нынешнего фестиваля в Лондоне (пресса в пух и прах разбила все вердиевские оперы, представленные мариинцами), и об успехах на «Белых ночах». Гергиев не стеснялся сравнивать Мариинку с Большим театром, на ситуацию в котором смотрит отнюдь не так пессимистично, как московская и питерская пресса.

Через 25 минут после окончания речи маэстро уже стоял за дирижерским пультом. Насколько путаной и нелогичной получилась пресс-конференция, настолько стройным и осмысленным вышел из-под руки дирижера «Семен Котко». Одна из самых радикальных и в то же время убедительных постановок Мариинки в последние годы оказалась идеальным выбором для представления в Москве. Антивоенный пафос режиссера спектакля Юрия Александрова, превратившего украинскую деревню 1918 года в выжженный, словно после конца света, пустырь, через три года после премьеры не утерял своей эмоциональной силы и циничной иронии — а в контексте последних мировых событий это страшное пепелище, в котором живут герои, обрело еще более зловещие очертания.

Певцам в условиях сцены Большого театра, превосходящей мариинскую по масштабу, пришлось нелегко, и роскошный антураж фактически поглотил их: от колоритных диалогов, со специфической смесью русского и украинского языков, осталось одно воспоминание. В складках бархата затерялся даже хор Мариинки, обычно столь впечатляющий в массовых сценах. Впрочем, и хору, и солистам, среди которых наличествовали звезды (Виктор Луцюк — Семен, Татьяна Павловская — его невеста Софья), в концепции Гергиева, если разобраться, принадлежит не столь уж важное место. Недаром «Семен Котко» — опера, строящаяся на ансамблевых сценах, качество которых зависит исключительно от дирижера, — отнесен к числу самых блестящих его интерпретаций. То, что делает Гергиев, — по сути, абсолютная монархия: вокальные голоса он трактует как часть оркестровой фактуры, превращая певцов если не в статистов, то в послушных, беспрекословно выполняющих его указания слуг. Главным же героем в течение трех с половиной часов пребывает оркестр — непревзойденный по качеству не только в России, но, возможно, и в Европе. Певцы же получат «право голоса» сегодня, на завершающем гастроли гала-концерте артистов Мариинки в Большом.