Адрес статьи: http://www.vedomosti.ru/newspaper/article.shtml?2001/12/10/38593

Ведомости / Понедельник 10 декабря 2001

После полутора лет отсутствия в Москве на единственный концерт в столицу приехал Евгений Светланов. Маэстро принял приглашение Владимира Спивакова продирижировать Российским национальным оркестром.

Программа субботнего концерта — сплошь Брамс — не давала, казалось, никакого повода вспомнить славное прошлое: бородатый немецкий романтик раньше вроде и не принадлежал к числу любимых авторов Светланова. Но «Академическая увертюра», сыгранная в финале вечера с истинно русской удалью, на манер Бородина, недвусмысленно дала понять, что расстояние между сумрачным германским гением и российскими симфоническими просторами не так уж велико: вспомнилась и громадная ретроспектива русской музыки, проведенная Светлановым в 80-е годы, и обрусевшие симфонии Малера начала 90-х. Подвергнутая российской адаптации увертюра, не лучший оркестровый опус Брамса, от этого только выиграла. Предшествовавшей ей Рапсодии для альта и мужского хора с оркестром (на текст Гейне из «Зимнего путешествия по Гарцу») повезло значительно меньше. Участница малеровских триумфов дирижера меццо-сопрано Галина Борисова, сопровождаемая неповоротливой Государственной хоровой капеллой им. А. Юрлова, общего языка с Брамсом явно не нашла — поэтичную рапсодию публика не оценила, отделавшись жидкими аплодисментами в адрес единственной героини вечера. Зато по достоинству была оценена первая часть концерта, в которой была исполнена Третья симфония Брамса. Выбор этой симфонии не случаен — самое спокойное, умиротворенное оркестровое творение композитора обладает именно тем эпическим размахом, который так удается Светланову. Он царит над оркестром — ведет игру с толком, чувством и расстановкой, беря темпы в полтора раза медленнее обычных (как во второй части — пасторальном Andante) и с невероятным смаком растягивая симфоническую ткань, причем без урона форме. Такая неторопливость и абсолютная уверенность в себе, вероятно, свойственны всем великим — Фуртвенглер, Караян и Бем в поздние годы никуда не спешили, предоставляя событиям право идти своим ходом. Светланов тоже никуда не торопится и на мелочи не разменивается. Редкие, но заметные промахи оркестрантов (особенно отличились скрипачи, в первой части продемонстрировавшие просто-таки выдающийся несинхрон) он пропускает мимо ушей — они, как гнилые ветки, тонут в полноводной, неторопливо струящейся реке, называемой симфонией. Представить, впрочем, что Светланов будет чистить со струнниками каждую ноту, решительно невозможно; не будет он разгребать и пыльную трясину Большого театра, куда его позвал на будущий сезон Александр Ведерников. Его миссия — вдохнуть жизнь в изрядно истощенные симфонические организмы и просто освятить музыкальное действо своим именем. Он уже никак не связан с нашими филармоническими буднями, и сам факт его появления — уже событие.