Адрес статьи: http://www.vedomosti.ru/newspaper/article.shtml?2002/09/02/50750

Ведомости / Понедельник 02 сентября 2002

Минувший сезон в Мариинском театре прошел под знаком бурных споров о предстоящей реконструкции основного здания. Неоднозначную реакцию вызвал принятый Госстроем проект реконструкции театра американского архитектора Эрика Мосса. В один из последних приездов в Москву художественный руководитель Мариинки Валерий Гергиев побеседовал с «Ведомостями» о проблемах театра и его реконструкции.

— В последнее время понятия «Петербург» и «Мариинский театр» для многих стали абсолютно равнозначными, особенно в преддверии юбилея города, в праздновании которого Мариинка примет самое активное участие. Стали бы вы ставить такой знак равенства? — Нет, не стал бы. Последние 15 лет, если брать культурную ситуацию в городе, мы существовали довольно обособленно, как Ватикан. Размышляя об этом, я всегда вспоминаю самое тяжелое время для театра, конец 80-х. Когда в 1988 г. я впервые попал в Ковент-Гарден и услышал вердиевского «Отелло» с Карлосом Клайбером и Пласидо Доминго, мне казалось, что никогда — по определению никогда — у нас не будет такого уровня. Даже несмотря на то, что в России были музыканты мировой известности. А уже через год мы с Доминго планировали его приезд в Ленинград. Я никому об этом не говорил, потому что знал, что при катастрофических условиях существования этот проект выглядел бы чистой утопией и единственной реакцией на эту новость был бы смех. Пару лет спустя, когда мы собирались реконструировать постановку «Бориса Годунова» Андрея Тарковского, ничего, кроме презрительного хохота, мы опять же не услышали. Я встретил Александра Лазарева, тогдашнего главного дирижера Большого театра, который, прослышав о моих больших планах, похлопал меня по плечу и сказал: «Я надеюсь, мне не будет за вас стыдно». На что я ему ответил: «Не будет». Сейчас критическая пора пройдена, но расстояние между российскими театрами и остальным миром все еще велико. Поэтому я считаю, что главное, что мы должны сейчас делать, — спокойно, не загоняя лошадей, работать и стараться ликвидировать ту разницу в структурном и дисциплинарном, если так можно выразиться, существовании наших театров и мировых. Скажу честно, что не завидую ни одному театру в мире, зная, каким творческим потенциалом располагает Мариинка. Но в отношении организационных моментов, финансирования мы должны ориентироваться на Запад.

— Западные театры, как известно, структурно более самостоятельны и менее зависят от властей. Вероятно, занимаясь реконструкцией Мариинского театра, вы прочувствовали эту разницу? — Безусловно. В Европе и Америке руководство того или иного театра более самостоятельно в принятии каких-то важных решений. Мы же всегда находимся в подчиненном положении у кого-либо. Занимаясь проблемами реконструкции Мариинского театра, я столкнулся с совершенно сумасшедшим бюрократическим аппаратом. Огромное количество людей с минимальными зарплатами имеют отношение к реконструкции обоих театров, московского и питерского. Можно себе представить реакцию этих клерков, через руки которых проходят бумаги с цифрами $200 млн или $150 млн! А ведь в их власти тихо и незаметно сделать так, чтобы проект реконструкции вообще зарубить на корню. Даже мне, человеку, знающему всю политическую элиту страны, часто не под силу пробить эту стенку — как, впрочем, никому не удавалось ее пробить. При этом Мариинка в силу своего положения не может давать взяток, дарить нужным людям подарки, что опять же является взятками. Дело обстоит далеко не безоблачно — нам предстоит еще хлебнуть горя. Несмотря на то что о реконструкции Мариинки много пишут и говорят, я бы не стал давать радужных прогнозов на этот счет, поскольку не исключаю даже самых худших сценариев развития этой истории.

— Тем не менее именно реконструкция Мариинки парадоксальным образом разожгла неутихающую полемику о современной архитектуре в стране…

— Ситуация с реконструкцией поистине трагикомическая. Всем понятно, что у нас плохо или почти никак обстоит дело с современной архитектурой. И мы, Мариинский театр, оказывается, породили невиданную по размаху дискуссию на эту тему, которой не было лет восемьдесят. Поэтому я считаю, что эта дискуссия и связанный с нею проект реконструкции Эрика Мосса стали одной из самых впечатляющих постановок Мариинского театра. И вследствие скудости нашей архитектурной мысли неудивительно, что на Венецианском бьеннале от России был выдвинут именно проект реконструкции Мариинки… Мы сейчас переживаем нелегкий процесс — учимся решать проблемы такого масштаба, как реконструкция одного из лучших театров страны, в то время как Мюнхен, Бирмингем или, предположим, Роттердам научились делать это еще лет тридцать назад. И здесь рискну предположить, что очень многое зависит от того, как позиционирует себя власть. — Возвращаясь к реконструкции театра, каково ваше личное отношение к проекту Мосса? — В следующем сезоне я буду готов продолжать дискуссию по этому поводу. Сейчас я не хочу заострять внимание на Моссе, потому что главным героем этой истории должен стать не он, а новый архитектурный стиль в Петербурге. Проблема нашего города — мы предпочитаем не создавать новое, а реставрировать. Конечно, реставрировать старые ценности можно до бесконечности, сделает ли нас это лидерами в мировом культурном процессе? Ответ однозначный — нет. За то время, пока все говорили о Моссе, я успел повстречаться едва ли не с десятком лучших людей нашего времени. Я гораздо лучше стал ориентироваться в архитектуре, успел осмотреться вокруг, что творится в мире. Вскоре я даже буду готов определять направление дискуссии по поводу реконструкции Мариинки. Безусловно одно: мы ни за что не выберем неудачный проект, потому что мы ее любим. Ведь только мы изнутри знаем театр и его потребности, а не те люди, которые часами могут поносить с трибуны проект Мосса. Соответственно, мы выберем тот проект, который покажется нам наиболее привлекательным и интересным с точки зрения развития театра. И было бы глупо сегодня Петербургу, да и Москве, не использовать грандиозные брэнды театров, Мариинского и Большого, в достижении наших целей.

— Брэнд Мариинского театра — это прежде всего его мощнейшая труппа. В принятии окончательного решения по поводу реконструкции насколько большое значение будет иметь для вас мнение артистов театра? — Рискну сказать, что мнение наших артистов будет едва ли не основополагающим, так как они, несмотря на сложные условия работы, многие годы остаются верны театру. Звезды Мариинки, настоящие и прошлые, и есть тот коллективный разум, который не даст нам совершить ошибку в выборе. Хотя, конечно же, я всегда прислушиваюсь к советам Михаила Пиотровского или других представителей творческой элиты, формирующих сегодня культурный облик Петербурга. И все же я всегда буду ориентироваться на мариинских артистов — ведь именно им предстоит обживать театр после реконструкции.