Адрес статьи: http://www.vedomosti.ru/newspaper/article/263677/kolco_v_kolce

Ведомости / Понедельник 11 июля 2011

В афише, анонсировавшей премьеру «Эксцентрик-балета», название спектакля только на немецком, без всякого плие по отношению к публике. Тем не менее объемный зал Театра музыкальной комедии, где базируется компания, заполнен до отказа: за полтора десятка лет Смирнов и его танцовщики заслужили авторитет высококлассной команды, а Екатеринбург с его коллекцией отличных трупп разбирается в современном танце, как никакой другой российский город.

Перевод в случае нового спектакля Смирнова действительно не слишком важен: круг обыгрывается и в сюжете, и в конструкции постановки, и в многочисленных хореографических комбинациях. Странно лишь, что постановщик (Смирнов обозначен в Kreis как режиссер, хореограф, автор костюмов и концепции музыкальной драматургии) при этом вдруг бросает зрителю костыли в виде небольшого пояснительного текста о «мире в консервной банке» и тотальных сумерках.

Но спектакли Смирнова выделяются среди ширпотребного потока тем, что отличает подлинный танец: они умеют передавать те ощущения, что недоступны слову. Круг позволяет ужимать пространство спектакля до готического Средневековья и расширять до вечности. Темную униформу легко принять за обноски современных бомжей и намек на рыцарские доспехи. В фонограмме Бах перескакивает к компьютерной стилизации средневековых хоралов и Вагнеру.

Зато язык, на котором выражается Смирнов, режиссерский и хореографический, принадлежит только одному времени — нашему и одному стилю — его собственному. В сбивающихся в кучу человечках, которых разбрасывает прочь какая-то неумолимая сила, легко узнаются персонажи «Глиняного ветра» и «Маленьких историй, рассказанных другу». Их пластику, с задранными плечами, скованными локтями, нелепыми подскоками, можно было бы назвать корявой и нелепой, если бы она не была трогательной. У Смирнова маленькие борцы с огромным миром всегда оказываются клоунами и клоунессами, отважно в своей тихой эксцентричности проживающими свою долю.

В Kreis это распавшаяся пара, одна из толпы. Из настоящего она вспоминает свое общее бывшее прошлое и соскальзывает в его бесконечную повторяемость. И в этом кольце предусмотрены завязка и развязка, но нет кульминаций. В программке хореограф предуведомляет: «Катарсиса вряд ли стоит ждать…» Действительно, назвать катарсисом интенсивность безысходности и терпения, заложенных в Kreis, проблематично. Постановщик не показывает пути из круга. Как он выскользнет из него, придется наблюдать уже в будущих спектаклях.