Адрес статьи: http://www.vedomosti.ru/newspaper/article/2010/03/30/229579

Ведомости / Вторник 30 марта 2010

После того как в прошлом году фестиваль «Золотая маска» оглушил Москву шедеврами Иржи Килиана и Уильяма Форсайта, можно было подумать, что балетные потрясения нам еще долго не грозят. Европейские ветераны уже почти не участвуют в современном театральном процессе. Зато лидерство в развитии современной хореографии перехватила Америка, где бесперебойно выдает премьеры 53-летний Марк Моррис — кажется, последний из балетных гениев, которого никак не могла заполучить Россия.

Для знакомства хореограф предпочел не свой новый шлягер «Ромео и Джульетта», с которым он сейчас активно колесит по миру, и не только что возобновленную программу одноактовок. Выбор Морриса пал на «Дидону и Энея», хотя этот спектакль двадцатилетней выдержки давно доступен на DVD.

Хореограф поставил барочную оперу Перселла, властно отправив оркестр, хор и солистов-вокалистов в оркестровую яму. Сцену он освободил для двенадцати танцовщиков, не побоявшись зияющих пустот — античный мир воссоздает только живописный задник, разводы на котором напоминают примитивную карту мира, да трансформирующаяся скамейка, отвечающая разом за всю архитектуру Карфагена. Хореографические средства Моррис тоже выделил со скупостью Гобсека: танцовщики воспроизводят движения, своей скупой монолитностью и профильностью отсылающие к вазовой живописи.

Однако эти рудиментарные шаги, пробежки, подскоки, в которых столько же от античности, сколько и от главной модернистки Марты Грэм, он не соединяет, а сплавляет с изящными извивами Перселла, отзываясь движением на каждую ноту. Этот мир, вопиюще монохромный, где роскошная царица Карфагена запеленута в ту же черную тунику-сарафан, что и служанка Белинда, и троянский воин Эней, оказывается вовсе не математически холодным. Плотнейшая вязь звуков и движений оставляет то свободное пространство, в котором по волшебным театральным законам создается невероятное электрическое поле. И ему не указ то, что сам Моррис уже не танцует двойную роль Дидоны — Волшебницы, отдав ее нехаризматичной Эмбер Стар Меркенс, и что далека от совершенства его компания, да и в опере Перселла приходилось слышать более впечатляющих солистов. Это свойство произведений, ставших классикой.