Театральная критикаРодные хоромы«Сказка о царе Салтане» вернулась в декорации Ивана БилибинаВедомости / Четверг 10 марта 2005 САНКТ-ПЕТЕРБУРГ В Мариинском театре вышла уже третья за сезон премьера Римского-Корсакова. «Сказка о царе Салтане» оказалась, как положено младшенькой дочке, лучше всех. Не скажешь, что спектакль совершенно удался, но он демонстрирует движение в принципиально правильную сторону. Сторона эта русская.Сегодня любые слова о «родной сторонке» звучат комично, если не издевательски. И в этом роковая трудность постановки отечественных опер, прежде всего Глинки и Римского-Корсакова. Как ни относись к идеям славянофильства, но для Островского, композиторов «Могучей кучки», Васнецова, Билибина и других художников тенишевского круга «русское народное» было предметом экзистенциального переживания, сердцевиной духовной жизни. Их это взаправду грело, мучило, волновало до дрожи и восхищало до слез. Потому, к примеру, музыкальное послание Римского-Корсакова, понимавшего национальную идею как единство духа и красоты, предельно искренне. Те чувства утрачены, видимо, безвозвратно. Искренне сейчас можно любить разве что интернациональные деньги. Прошлой весной Георгий Цыпин одел мариинскую «Снегурочку» в такой же оплывший леденцовый пластик, как и «Кольцо» Вагнера на этой же сцене и «Турандот» Пуччини в Большом театре. Поскольку ему что тот композитор, что этот. А режиссер Александров и сценограф Марголин перенесли «Царскую невесту» (показанную в Мариинском театре перед Новым годом) в конец 1940-х: утомленные солнцем энкавэдэшники фигуряют в сталинском парке культуры и отдыха и т. п. Уж не знаю, что произошло в сфинксовой голове Валерия Гергиева, но это он предложил режиссеру Александру Петрову восстановить декорации Ивана Билибина для «Салтана» Русских оперных сезонов в Театре Елисейских Полей (1929), в основу которых были положены его же знаменитые иллюстрации к сборнику сказок Пушкина. (Этим, кстати, роль Гергиева не ограничилась: в качестве музыкального руководителя он провел предпремьерную репетицию; премьерой корректно, умно и вполне качественно дирижировал Туган Сохиев.) Программка извещает: «Сценография Владимир Фирер (по мотивам эскизов И. Билибина)». Так вот, лучшее билибинское: чудесные «экологичные», как бы выцветшие охристые, оливковые, ахроматически-красные тона, простодушные рисованные хоромы, елки-палки, море-окиян. Худшее современное. Царевна Лебедь (весьма убедительная вокально Ольга Трифонова) носит белую маску с клювом вроде венецианской и ходит как плывущая лебедица, хотя выглядит это несколько по-утиному (даром что композитор наставлял Надежду Забелу-Врубель, для которой написана партия: «На птичий образ должен быть только намек»). Когда ей приходит пора открыться Гвидону, некие постоянно присутствующие в каждой картине «слуги просцениума» закрывают Лебедь циклопическими перьями, и она является в сверкающих синтетическим блеском сарафане и кокошнике. Тут еще сверху сыплются кусочки серебряной фольги
в общем, мы наяву видим сон Людмилы Гурченко о прекрасном. Так неяркое, глубокое, затаенное вступает в противоречие с агрессивным, вульгарным, внешним. Зато Фирер показал себя полным молодцом, придумав анимировать оркестровые антракты. К примеру, «Море»: на экран-арку, вписанный в билибинский суперзанавес, проецируются стилизованные волны, по ним плывет бочка. Музыкально плывет, брызги летят в сильную долю. Зал взрывается аплодисментами. Второй раз когда тем же манером летит компьютерный шмель. И вот что становится понятно: уж коли проникновенности в наше время не сыскать, пусть будет юмор. Даниил Штода Гвидон поет разные простые бытовые реплики («Где бы стрелку мне достать? Надо тросточку сломать») так напыщенно-самодовольно, будто это Зигфрид кует меч, а Радамес идет на войну. Получается уморительно. И это хорошо для спектакля. Ведь смех реакция искренняя, противостоящая фальшивому пафосу. Потому такой контакт сцены и публики в любом случае лучше, чем симуляция отсутствующих чувств при полном равнодушии к самой природе национальной культуры. |