Адрес статьи: http://www.vedomosti.ru/newspaper/article.shtml?2006/06/05/107580

Ведомости / Понедельник 05 июня 2006

Что в первый день, когда исполнялась “Свадьба Фигаро”, что во второй, когда звучала опера Cosi fan tutte (“Так поступают все женщины”), в камерном зале Дома музыки негде было яблоку упасть, а балконы полнились моцартианцами, выгнувшими спины и вытянувшими шеи. Настроение было чудесное: аплодисменты вскипали после каждой арии, гремел смех, блаженная улыбка не покидала лица многих слушателей с первых до последних тактов. Год Моцарта, похоже, состоялся.

И “Свадьба Фигаро”, и Cosi fan tutte были исполнены целиком, всего лишь с небольшими купюрами, на итальянском языке, без театральных костюмов, при минимуме реквизита. Тем не менее оба концерта оказались подобием захватывающих театральных спектаклей. Молодые певцы создали под руководством Курентзиса не только вокальные партии, но и целые роли — в каждой из них был характер и пластический рисунок, а ход действия и отношения между персонажами вырисовывались с исчерпывающей наглядностью. Смешных рож, жестов, обстоятельно придуманных приколов хватило бы на полноценную театральную постановку. Концертные исполнения опер на нашей сцене случаются нередко, но Курентзису и его команде удалось сработать в этом жанре с таким блеском, что оказалась поставлена под сомнение необходимость всего института оперной режиссуры.

Признаюсь, совсем не плохо видеть на сцене вместо декораций оркестр — если это молодежный оркестр Musica aeterna, созданный Курентзисом под кровом Новосибирского театра оперы и балета. Гастролей этого коллектива в Москве теперь ждут не меньше, чем знаменитостей из-за рубежа. Музыканты оркестра покоряют не только молодостью и энтузиазмом, но и старательным освоением аутентичных приемов игры. Несмотря на то что инструментарий оркестра по большей части современный (старинные инструменты только осваиваются), звучание разительно отличается от того аккуратного отлакированного Моцарта, к которому стремится большинство наших оркестров.

Между тем результат оказывается вовсе не музейным. От современности в нем не меньше, чем от XVIII в. Темпы взрывные, стремительные — финалы актов, где объединяются все персонажи, Курентзис ведет с нарастающим драйвом, прибавляя в темпе, когда кажется — некуда. То и дело возникают колючие, озорные акценты. Но хватает и созерцательной лирики — медленные ансамбли звучат завораживающе, моцартовские красоты смакуются в подробностях. Стройно поет хор New Siberian Singers, обученный Вячеславом Подъельским.

Любопытно, что для многих номеров опер Курентзис сам придумал вокальные каденции. Например, в опере Cosi fan tutte они соответствуют различным жанровым прототипам, на которые опирался Моцарт, — серьезной опере (opera seria) и комической (opera buffa) — и розданы двум контрастным парам героев. В “Свадьбе Фигаро”, когда исполняется старинный танец, в оркестре звучит клавесин. Речитативы же поются под хаммерклавир (молоточковое фортепиано времен Моцарта), клавирные импровизации в речитативах тоже написаны Курентзисом. Еще занятнее, что концертмейстеру, играющему на хаммерклавире, приходится во многих местах и подыгрывать оркестру, как, бывало, делал сам Моцарт, — эту партию дирижер тоже отредактировал собственноручно, пустив в ход, как ни смешно, фортепианное переложение партитуры. А еще из оркестра нет-нет да и раздавался звук лютни: в эпоху Моцарта она уже была анахронизмом, а сейчас намекала на то, что Моцарт все же немного имел в виду традиции барокко.

Солисты Новосибирского театра пока, видимо, не продвинулись в освоении Моцарта так, как это удалось музыкантам оркестра и хористам: труппу представляли всего четыре певца, исполнявших партии второго плана, в том числе превосходная Наталия Емельянова (Марцеллина). В качестве новосибирской солистки была представлена и Вероника Джиоева (Фьордилиджи), одновременно поющая в Академии молодых певцов Мариинского театра. Для Москвы она стала открытием: яркий темперамент, мощный и подвижный голос большого диапазона, уверенная техника. Мариинскую труппу успешно представлял обаятельный бас Эдуард Цанга (Фигаро), в то время как выразительному в просодии Владимиру Тюльпанову (Граф, Гульельмо) нередко изменяла точность интонации. Повезло нам на субреток: чудесной Сюзанной стала Анна Аглатова (новое приобретение Большого театра), неподражаемую Деспину изобразила Софья Фомина (не приписанная ни к одной труппе). Шутя справилась с партией Ирина Ромишевская из “Новой оперы” (Керубино). Пленял стилем и задором Алексей Кудря из Театра Станиславского и Немировича-Данченко (правда, его Феррандо был не всегда свободен в верхах). Красиво и мило, хотя не всегда достаточно подвижно, звучала Наталья Владимирская (Дорабелла) из той же труппы. Умело подзуживал компанию Анджей Белецкий (чей баритон, впрочем, не шел партии Дона Альфонсо). Наконец, в роли приглашенной звездочки побыла гречанка Мата Кацули (Графиня), но мне она понравилась меньше, чем залу.

Проект Курентзиса собрал, как мы видим, вокалистов отовсюду. И успех проекта говорил во многом о том, что наш певец, еще недавно для Моцарта непригодный, теперь понемногу завелся в разных театрах. Интересно будет сравнить, как споют Моцарта иностранцы. Для тех слушателей, кто в этот раз пропустил “Свадьбу Фигаро” и Cosi fan tutte, есть утешение: под занавес сезона, 28 июня, в филармонии ожидается концертное исполнение “Дон Жуана”. Петь будут сплошь европейцы, играть — оркестр Musica viva. Только дирижер будет тот же самый — Теодор Курентзис. Тогда мы вспомним не только его вышеописанного Моцарта, но и “Орфея” Глюка и фрагменты из “Гамлета” Тома. И возможно, придем к тому, что, не обретаясь в московских оперных театрах, Курентзис в течение одного сезона создал род оперного театра на концертных подмостках.