Адрес статьи: http://www.vedomosti.ru/lifestyle/news/34346301/it-tragikomediya

Ведомости / Вторник 07 октября 2014

В последнее десятилетие оперы Моцарта на отечественной сцене стали столь же привычным явлением, что и оперы, к примеру, Чайковского. Не хватит никаких пальцев сосчитать, сколько раз исполнялась «Свадьба Фигаро», едва ли найдется приличный театр, который ее не ставил — и это не считая концертных и полуконцертных исполнений. Давно в прошлом времена, когда мы сетовали, что громкоголосые русские певцы Моцарта петь не могут — российский уровень сравнялся с европейским, миграции оперных певцов затоптали все границы. Однако высшая планка была достигнута только в последние пару сезонов, и это было сделано в Перми. Не далее как в этом году на той же самой сцене «Новой оперы» Пермский театр в интернациональном составе под управлением Теодора Курентзиса играл «Свадьбу Фигаро», а потом диск с записью оперы получил международную премию Echo Klassik и выиграл по опросам журнала Opernwelt. Со стороны других театров было бы логично признать планку, взятую пермскими коллегами, и со своими постановками Моцарта немного повременить. Однако Большой театр анонсирует «Свадьбу Фигаро» на апрель, а театр «Новая опера» выпускает ее прямо в эти дни.

Нужно признать, что если не сравнивать с экстраординарной работой Курентзиса, то музыкальный результат получился очень хорошим. Дирижеру Яну Латаму-Кенигу подход Курентзиса, разумеется, известен — иначе он не полемизировал бы с принципами исторического исполнительства в сопутствующем премьере интервью. Между тем, играя с обычным оркестром, Латам-Кениг добивается стилистически отточенного звучания, а игривые «вилочки» во многих местах говорят как раз об аутентичной информированности дирижера.

Что больше всего радует — молодой состав певцов в основных партиях, новые лица «Новой оперы», некоторые еще студенты. «Свадьба Фигаро» вообще хороша для студийно-студенческой работы, она разогревает чувство ансамбля, но тут результаты достигнуты уже вполне зрелые. Основной отряд состоит из графской пары (Алексей Богданчиков и Елизавета Соина), слуг (Фигаро — Дмитрий Орлов, Сюзанна — Ирина Костина) и малышни (Керубино — Анна Синицына, Барбарина — Джульетта Аванесян) — все голоса свежие, легкие, подвижные, где надо — вполне звучные, подходящие ролям, именно моцартовские. Еще недавно в премьерных составах театра стояли совсем другие имена, они есть и на сей раз: в возрастных характерных партиях заняты Владимир Кудашев (Бартоло), Ирина Ромишевская (Марцелина) и Дмитрий Пьянов (Базилио) — у них как раз голоса не моцартовские, но поют они точно. Для полноты картины упомянем опытного Сергея Тарасова (Антонио) и юного Антона Бочкарева (Дон Курцио). Нельзя сказать, что на прогоне все ансамбли прошли безупречно — кое-где молодым артистам стоило бы не терять из виду палочку маэстро, но это дело поправимое.

Поставил «Свадьбу Фигаро» Алексей Вэйро, многие годы работавший в «Новой опере» ассистентом и режиссером концертов, — это его первая полноценная самостоятельная работа в театре. Опыт профессионала виден сразу: все мизансцены тщательно проработаны с артистами, спектакль технически ладно скроен. Идея тоже есть: режиссер формулирует ее как «я и другой» — что ж, в опере Моцарта, где персонажи то и дело играют чужие роли, это действительно есть. Консультант по драматургии Михаил Мугинштейн добавляет «миг и вечность» — и тут не поспоришь, «безумный день» Бомарше кладет на карту главные темы. С русским режиссером работала немецкая постановочная команда: сценограф-архитектор Ульрихе Йохум разыгрывает действие оперы на белом листе, который с опасным наклоном положен над сценой и углом нависает над оркестром. С белого листа начинается день Фигаро, на нем же и заканчивается.

Кроме собственно действия оперы на листе одновременно происходит множество других действий — там делают класс у станка, носят на спине фазана, ходят бирнамским лесом, обмениваются копьями, играют в волейбол младенцами. Если кто-то поет арию, то в это же время еще семнадцать человек совершают столь же важные акции — некоторые из них кажутся осмысленными, но ни к чему не приводят. Во время арии Фигаро, адресованной Керубино, последний успевает заняться с подружкой любовью в нескольких позах под одобряющие жесты хора — но этого мало, Фигаро устраивает сеанс Брейвика и, прежде чем допеть арию, укладывает из пистолета весь театр. Графине приходится начинать выходную арию, стоя посреди мертвого поля, — вы такое где-нибудь видели? Впрочем, все благополучно оживают.

Кроме пальбы есть революция: то и дело вылезают отряды либертинов, в цвета французского флага завернут ночной горшок. Подобно многим режиссерам-дебютантам, Алексей Вэйро запихнул в свой первый спектакль все, что сочинил за жизнь, — оставил ли он что-нибудь на второй? В стремлении к избыточности его поддержал сценограф: во втором действии прилетают два самолета, потом так же улетают. Они никого не привозят и не увозят: большую часть времени на сцене находится вся труппа, играющая «трагикомедию», — так обозначил режиссер жанр своего спектакля. Но это трагикомедия не про ту любовь, эротику, каверзы и надежды, что существовали во времена Моцарта. Они из времен социальных сетей, когда все на виду, ни от кого не скроешься, невозможно наврать, что ты был не здесь, а там. Под беспрестанным надзором «чужого» любое «я» устает, чувства вянут, жизненный тонус падает, ценности жизни девальвируются. Среди множества лишних вещей, что есть в спектакле, это послание, увы, как раз не лишнее.