Адрес статьи: http://www.vedomosti.ru/lifestyle/news/29377411/pozor-na-vokzale

Ведомости / Четверг 24 июля 2014

Единственное логичное, убедительное, внутренне непротиворечивое решение — третий акт разворачивается на вокзале. Между 6-й и 7-й картинами вообще-то прошла зима, а идея соединить петербургский бал, где воротившийся Онегин встречается с Татьяной и Греминым, и финальное объяснение героев принадлежит Дмитрию Чернякову, но с его постановки «Онегина» в Большом (2006) она стала чуть ли не каноном.

Итак, на сцене натурально выстроенный зал ожидания с идущими online (хоть и спеша на семь минут) огромными часами на фронтоне, двусторонней, с высокой спинкой, лавкой. Угол зала отгорожен висячими красными бархатными барьерами — тут сервирован фуршет, столы с выпивкой-закуской, секьюрити, распорядитель со списком званых гостей. Провожают куда-то VIP Гремина с супругой. Онегина в списке, разумеется, нет, он мечется с чемоданом. Наконец ему удается привлечь греминское внимание, старый друг его потчует, излагает положенное «Онегин, я скрывать не стану…». Наконец прием окончен, столы разобраны — и муж благородно дает жене поговорить напоследок с этим персонажем из ее прошлого, сам курит в глубине, а когда их объяснение в публичном месте становится уж слишком жарким, уводит ее, предоставив ему на весь вокзал возгласить хрестоматийное «Позор!.. Тоска!.. О, жалкий жребий мой!».

Режиссер Василий Бархатов в буклете много чего наговорил — например, про то, что это «общечеловеческая история, которая может происходить на фоне любых декораций: исторических или условных, зимой или летом, на Луне или Марсе». Однако на Марс спектакль нас, слава богу, не отправляет, а отправляет именно на вокзал. Про который художник Зиновий Марголин в том же буклете высказывается куда более конкретно (немудрено: ведь сценография — предметное искусство): «вокзал — всполох человеческих взаимоотношений, встреч и расставаний». Это заставляет предположить, что такое место действия придумал как раз Марголин.

В первых двух актах тоже есть выразительные, формообразующие сценографические находки. В щелястой дощатой плоскости, перекрывающей все зеркало сцены примерно в половине ее глубины, вырезано извилистое, уходящее вдаль русло реки. Сама река — на видео: поверхность воды мерцает то под луной, то на солнце, по небу бегут облака. Во втором акте поток скован зимой. Слева — веранда дома Лариных, забранная переплетами, но не застекленная, так что голоса оттуда вполне долетают. А изгиб реки — еще и искривленный помост, скат, по которому можно сойти пешком, можно съехать на салазках; все это приятно разнообразит мизансцены.

Хоть и не объясняет несуразностей. Отчего в 1-й картине спускаются крестьяне мамаши Лариной, а в 4-й скатываются они же — но уже в качестве гостей именин Татьяны? Вообще-то в театре если надо объяснять — не надо объяснять. Режиссер пишет: «В моем спектакле нет выстрела», а доверие героев «рушится из-за давления толпы». Хорошо, пожалуйста, пусть не стреляют, но что означает загадочная картина: Ленский поет знаменитое ариозо на крыльце ларинского дома, является Онегин, с обеих сторон за спинами дуэлянтов выстраивается та самая толпа, герои отчего-то решают драться на кулачках, всеобщая суета, Ленский падает с возвышения плашмя на пол?

Впрочем, вопрос, каким именно образом убит Ленский, и все прочие недоумения второстепенны по отношению к вопросу, коренному для этого спектакля: если не видишь в до дыр заигранном произведении какой-то свой индивидуальный, волнующий тебя смысл, зачем за него браться? Но раз уж взялись, так или иначе надо пройти хронометраж партитуры от начала до конца. Что дирижеру Василию Петренко удалось сделать корректно и со вкусом, а к прилично певшим российским артистам добавился неожиданный бонус — превосходный и вокально, и актерски эстонский бас Айн Ангер в партии Гремина.

Санкт-Петербург