Адрес статьи: http://www.vedomosti.ru/newspaper/article.shtml?2001/03/20/26605

Ведомости / Вторник 20 марта 2001

Мариинский театр показал уже шестую премьеру сезона — оперу Джакомо Пуччини «Богема». Спектакль, поставленный английскими режиссером Айаном Джаджом и сценографом Тимом Гудчайлдом, выпущен в отсутствие худрука театра Валерия Гергиева. За дирижерским пультом на этот раз стоял главный приглашенный дирижер театра Джанандреа Нозеда, под руководством которого в Москве на прошлой неделе был показан балет «Драгоценности».

Опера Пуччини, написанная по мотивам романа Мюрже «Сцены из жизни богемы», давно превратилась в мировой шлягер. Но эта музыкальная мелодрама вызывает мало энтузиазма у режиссеров-авангардистов: драматическая коллизия оперы слаба и наивысшего напряжения композитор достигает в те моменты, когда действие замирает, а герои начинают изливать свои чувства в соответствии с канонами итальянской оперы. По небеленой канве параллельных квинт, настойчивых «пустых» аккордов и «влажных переборов арф» (по меткому замечанию ненавистника оперы Набокова) яркими красками ниток-мулине расцветают арии вышивальщицы Мими и поэта Рудольфа, вальс взбалмошной гризетки Мюзетты и несколько великолепных дуэтов главных героев.

Последние даже отмечал Томас Манн в своем романе «Волшебная гора»: «Не может быть ничего нежнее, чем это, полное скромного и горячего чувства, все нарастающее сближение между тенором и прозрачным как хрусталь, чарующим небольшим сопрано…» Поэтому для постановки «Богемы» любому театру нужен ровный секстет молодых героев, чье пение способно взбодрить любую инсценировку затертого шлягера. С этим в Мариинском театре на сегодняшний день дела обстоят неплохо. Премьерные солисты оказались молоды и подвижны. Конечно, им еще не хватает опыта, чтобы добраться до драматических высот. Но тенор Евгений Акимов (Рудольф) и сопрано Ирина Джиоева (Мими) и Екатерина Соловьева (Мюзетта) доказывают, что не зря числятся в надеждах оперной труппы Мариинки. Даже несмотря на отдельные вокальные погрешности. Особенно это касается Джиоевой, в колоратурном сопрано которой было немало проблематичных мест. Но в последнее время она активно занялась более драматическим репертуаром (в планах — Лю из «Турандот» Пуччини), поэтому нижний и средний регистр ее голоса еще не всегда слышно, зато «хрусталь» верха очень точно передает главное достоинство ее героини — невинность и наивность, предвосхищающие чаплинских цветочниц.

Музыкальный руководитель спектакля Нозеда звезд с неба не хватает, но в его интерпретации есть чисто итальянское понимание музыки Пуччини (недавно он стал руководителем фестиваля в Торре дель Лаго, где Пуччини прожил много лет). Колоритный пейзаж Латинского квартала, который композитор писал, в глаза не видев Парижа, и лишенные чувственности и эротизма откровения на тему любви, ностальгическая атмосфера — все это удается внимательному к певцам дирижеру.

Главная проблема новой постановки Мариинского театра — это сама постановка. Английский тандем с солидным послужным списком драматических и музыкальных постановок ни разу не выходит за рамки общепризнанных представлений об опере Пуччини. В программах и буклетах спектакля продекларирован перенос действия из века XIX в предвоенный Париж. Но об этом публике говорят только укороченные юбки героинь да пара кубистских полотен художника Марселя. Все остальное тщательно копирует сотни или даже тысячи других постановок «Богемы» по всему свету. Стеклянная мансарда с печуркой, стенки по диагонали, тщательное мизасценирование всех авторских ремарок. Никаких причин для выписывания дорогостоящих английских мастеров не было. Добротная, профессиональная рутина, которую мог поставить и любой из дежурных режиссеров Мариинки.

Но для Гергиева сам факт присутствия в театре иностранной команды важен куда больше, чем конечный результат.

Конечно, новый спектакль не принесет особой славы театру. Зато он позволит занять молодежь, пока звезды уезжают на очередные гастроли, да и заканчивается он рано. В Мариинском театре давно стало нормой затягивать спектакли, поэтому торопящаяся в метро публика убегает и финал многих опер звучит в полупустом зале. «Богема» возрождает забытую радость для артиста — выходить на поклоны в полном зале.