Известия / Суббота 17 июля 1999

Спасибо Кириенко: 3--5 сентября с.г. трудящиеся уже не обречены единодушно ликовать под водительством московского градоначальника. Можно слиться с одной толпой, а можно совсем с другой, примкнув к фестивалю "Неофициальная Москва". Пресс-релиз, выпущенный оргкомитетом этого начинания, разъясняет, о чем речь. "Это двадцать литературных клубов, это частные галереи, это театры-студии и небольшие музыкальные площадки. Это и другая, в каком-то смысле, топография праздника". В каком таком смысле она другая, не совсем понятно. "Мероприятия "Неофициальной Москвы", -- читаем дальше, -- состоятся на Воробьевых горах и у Никитских ворот, на Пушкинской и Триумфальной площадях, около Исторического музея и на стрелке Москва-реки, в Нескучном саду, у Арбатских ворот, в десятках других мест Москвы". Из списка, прилагаемого отдельно, выясняется, что в число тактично неназванных "других мест" попадает и площадь Юрия Долгорукого (Тверская, 1З), и Лубянская площадь, и даже Красная -- топография до боли родная. "Неофициальная Москва" обитает ровно в тех же местах, что и официальная. Но на этот раз будет "настоящее русское искусство. Городская культура, чуждая стилю "матрешки и балалайки", выдаваемому за народный".

На пресс-конференции, устроенной по этому поводу, дипломатичный Кириенко избегал полемики с московским мэром, но в распространенных там бумажках она заявлена со всем простодушием: коли есть "настоящее русское искусство", значит, остальное -- ненастоящее. Это в Америке "офф-Бродвей" течет параллельно Бродвею -- в России же неофициальная Москва всегда перпендикулярна официальной. Истина одна, и солнце на небе одно, и одно место под солнцем -- Лобное. То, что Лужков и Кириенко столкнулись именно на нем, интересно и в политическом, и в культурном отношении.

В цивилизованном нашем обществе слов "родина" и "патриотизм" давно принято стыдиться; "русский" вообще повсеместно заменяется эвфемизмом "российский", безграмотным, но политически корректным: отечественные либералы стесняются своей отечественности -- чем дальше, тем больше, -- что и безвкусно, и неумно, и попросту нерасчетливо. Брезгуя риторикой противников, они успешно им проигрывают. Опереточное мэрское самодовольство -- "кто в Москве не бывал, красоты не видал" -- способно и имя "Москва" сделать неудобным к употреблению. Но согласившись с этим, впору признать зависимость от мэрии, подобно тому как русские либералы, избегающие слова "русский", демонстрируют зависимость от патриотов. Любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам никто из них не приватизировал, как мэрия не приватизировала Москву -- речь, разумеется, о духе, а не об имуществе. Слова "Москва" и "праздник", даже поставленные рядом, ничем не провинились, хотя опошлены они всласть. Бросившись, как в омут, в московский праздник, Сергей Кириенко показал, что он человек мужественный и свободный. И вроде бы расчетливый. Но, похоже, это не тот расчет, что сулит выгоду.

Новым профессионалам, голосующим за Кириенко, в сущности все равно, кто там поет -- Зыкина или "Ногу свело": мостовая после них будет заплевана одинаково. И даже хуже того. "Альтернатива" всегда усерднее по плевательской части. А кириенковский избиратель чистоту любит и на машине ездит. Официальная Москва или неофициальная, она в праздник -- непроезжая. Искусственный День города прерывает естественную жизнь города. Это выходные без отдохновения, запой не по плану с мучительным похмельным вопрошанием: а за что, собственно, пили? Трехдневное ликование не дает ни работать, ни расслабиться -- закрывайте етажи, нынче будут грабежи. Всенародно любимая кепка пусть это благословляет -- ей по штату положено, но Сергей Кириенко мог бы защитить своего обывателя. Новых голосов он не приобретет, а верные -- растеряет. Политика выходит не сильная. И не то чтобы стильная -- культурный результат кириенковской акции совсем не так очевиден, как может показаться.

И "неофициальная Москва", и слово "альтернатива", и имя Марата Гельмана -- все указывает на то, что лужковскому искусству противопоставлено нечто решительно левое, Зурабу Церетели -- Кулик с Бренером. Для "Новой силы" Сергея Кириенко, едва ли не самой правой партии нашего правого спектра, это вообще престранный выбор. Кириенко не Явлинский. Неистовый радикальный авангард не слишком годится прагматичным и умеренным по своей природе клеркам. Но беда даже не в выборе -- беда в том, что он не работает.

Лужкова в культуре обыкновенно связывают с Церетели, что, строго говоря, неточно. Творения Церетели -- как бы ни были они печальны -- гораздо лучше лужковского стиля и, главное, гораздо западнее. Советский авангард семидесятых годов, Зураб Церетели, вполне представим в Европе. Такого модернизма -- унылого и бесстильного -- полно по всему свету: ужас, конечно, но не ужас! ужас! ужас! Лужковский стиль это, увы, не Церетели и вообще не скульптура -- это, разумеется, архитектура, в сказочно короткий срок превратившая Москву в Бухару, в Багдад, в Стамбул. Исламизация православия -- это и есть стиль "Лужков" с той лишь только поправкой, что новейшее столичное градостроительное мусульманство лишено религиозной и нравственной составляющей. Нет ни Бога, ни Аллаха, ни времени, ни пространства, ни прошлого, ни будущего, никакой вообще истории, ни советской, ни антисоветской. Нет башен. Есть башенки -- рысьи глаза твои, Азия, -- узорчатые, стрельчатые и приплюснутые золотые сковородки, есть праздник царя Салтана, который всегда с тобой, город Солнца, День города, выпавший на начало сентября и нескончаемый вовек. Какую "Неофициальную Москву" можно этому противопоставить? -- смешно.

Разве что царевна Лебедь-Гельман выстроит Кириенко-Гвидону за ночь совсем другой город.