КоммерсантЪ / Вторник 06 мая 1997

Бакинцы старшего поколения помнят Ростроповича в пору расцвета: за два года до отъезда из СССР, в 1972 году, он в последний раз побывал в Баку, где сыграл чуть ли не всю виолончельную литературу, уложив ее в пять великолепно подготовленных программ. Нынешний визит протекал в иные времена и придерживался иных жанровых контуров. С того момента, как прекрасный специально зафрахтованный "боинг" высыпал на бакинский аэродром юбиляра, его семью и чинную московскую делегацию, состоявшую из ближайших сотрудников и видных журналистов, юбиляр пробыл в родном Баку пять дней, почти не исчезая из поля зрения общественного внимания.

Ростропович не сходил с экрана местного телеканала, его имя тут и там расцвечивало уличную азербайджанскую речь. Художественной акцией стал весь ритуал возвращения гражданина мира к своему родному очагу, и торжественный концерт лишь входил в него составной частью. Истинной партитурой была программа пребывания, а не Концерт Гайдна и не "Виолончель ила оркестр учун рококо мевзусунда вариациялар" Чайковского.

Не было секунды, чтобы Ростропович троекратно не целовал друзей, знакомых и незнакомых, не говорил речей и тостов, не восторгался, не благодарил, не кивал головой в такт и не призывал разделить свой восторг царственную супругу, двух дочерей, французского зятя и четырех внуков, которых дед, по его собственным словам, привез посмотреть ту землю, "где творил их прадед".

По сравнению с другими столицами у Баку был эксклюзив -- тема отца, виолончелиста Леопольда Ростроповича, в пору рождения юбиляра преподававшего в Бакинской консерватории. Растроганный сын посидел за столом в отцовском доме (к этому моменту свежевыкрашенном и стоящем уже на улице Леопольда и Мстислава Ростроповичей), побывал во дворе, где когда-то играл с мальчишками и прятался от лезгинов (специалистов по процедуре обрезания). Он встретил 84-летнюю няню, которая теперь аплодировала тому, кому когда-то меняла пеленки. Он почтил присутствием кладбища жертв Карабаха и усопших классиков -- от Узеира Гаджтбекова до Рашида Бейбутова. Теперь к сонму великих причислен и Леопольд Ростропович, ставший основателем "азербайджанской виолончельной школы".

Чувства знаменитого гостя были ответом на поистине фонтанирующее творчество со стороны хозяев. Простые ашуги воспевали Ростроповича на площади у памятника Низами. Он слушал Рахманинова и Шумана в музее искусств (в пресноватом исполнении мастеров искусств). Вивальди и Кара Караева -- в лютеранской кирхе (где играл, напротив, очень неплохо, молодежный оркестр Теймура Геокчаева). Классическую мугамную оперу Узеира Гаджибекова "Лейли и Меджнун" (к слову говоря, шедевр, за которым стоит специально съездить в Баку) -- в оперном театре. Вальс Глинки, сыгранный на таре, "Очи черные" и "Happy birthday to you" -- в музыкальной школе, ставшей теперь школой имени тех же самых двух Ростроповичей.

В Музыкальную академию (где за три дня до этого были отменены занятия) юбиляр прибыл вместе с президентом Гейдаром Алиевым. На крыше и вокруг дежурили стрелки, а внутри шел капустник на музыку Девятой симфонии Бетховена, полный невинного злорадства по поводу того, что Ростропович родился и впервые поел хаш в Баку, а не в Тифлисе и тем более не в предгорьях Арарата.

Кульминацией стала свадьба: в Баку Мстислава Леопольдовича и Галину-ханум решили поженить заново. С криком "Горько!" грянули песни и танцы. Внучка Настя пошла в пляс с азербайджанской сверстницей, министр культуры Полад Бюль-Бюль-оглы -- с корреспонденткой Le Monde, парижские туалеты дочерей смешались с костюмами танцовщиц национального ансамбля танца; само собой, танцевали и "молодожены". Там же, на свадьбе, в честь гостей исполнялся изощренный мугам, пусть и в сильно сокращенном варианте: пел Агахан Абдуллаев, признанный, европейской известности традиционный исполнитель. Ростропович был, как казалось, потрясен: кто-кто, а он смог оценить мастера, равного в искусстве.

На следующий день на репетиции, пробуя гайдновские пассажи, маэстро вспоминал свадебный ужин уже в менее лучезарных тонах. А на торжественном концерте все было более или менее предсказуемо. Стал ли он событием бакинской музыкальной жизни, не знаю. Через кассу билетов не продавали; по примерным оценкам, четверть зала составляли доставшие приглашения музыканты, остальное -- бакинская элита, недурно одетая и знающая этикет. О 39-й симфонии Моцарта и молодом дирижере Яльчине Адигезалове лучше не вспоминать. Но виолончелист Ростропович был виолончелистом Ростроповичем, даже с фальшивыми нотами, даже во Дворце Республики и даже со специфическим жестяным привкусом звукоусиления. К тому же ему на помощь пришел сильный партнер -- Рауф Абдуллаев, дирижер настоящий и не призванный к делу на родине (его выписали для особого случая из Анкары, говорят, скрыв, что первым отделением все-таки будет дирижировать молодой коллега).

Ростропович увез домой мантию почетного профессора музыкальной академии, высшую награду Азербайджана (ею оказался именно "Орден Славы") и подарки, подарки, подарки (ими был завален весь хвост "боинга" на обратном пути) -- от халатов и национальных инструментов до самого себя, изображенного рельефом в музейной раме или вытканного на ковре. Другие гости покидали Баку понимая, что как "древняя земля должна гордиться своим законным сыном", так и просвещенный мир должен гордиться открытым Западу Азербайджаном. Среди этих гостей была и председательница Европарламента Ленни Фишер, чей визит официально не был привязан к юбилею маэстро, однако совпал с ним очевидно не случайно.

В бакинских газетах можно прочесть, что нынешний президент Азербайджана -- "ваше высокопревосходительство" и "дорогой друг", как называл его герой торжеств -- был покровителем гастролей Ростроповича уже в 1972 году. Теперь Ростропович, побывавший президентским гостем, призван помочь символически связать Баку старый, город классической и национальной культуры, с нынешним, независимым, мирным, открытым нефтедолларам и демократии. Символом нового Баку может послужить любая из его центральных улиц, где на одной стороне открывают свои двери модные бутики, а на другой, рядом с цветами и пейзажами, продаются канонизированные изображения Гейдара Алиева.

В дни торжеств, естественно, без восхваления заслуг президента не обходилась ни одна речь, к кому бы она ни была обращена; пить за его здоровье следовало до дна и стоя, что ваш корреспондент исправно проделывал минимум дважды в день. Талант Ростроповича (послуживший, разумеется, "борьбе против тоталитаризма" и "поддержке русского авангардизма") достался ему от Всевышнего, но внимали его дарам, сидя в ряд, муфтий, православный священник и раввин. А стиль новой эпохи выражала неизменная субординация в конферансе: сначала назывался господин президент, затем дама -- Галина Павловна, -- а затем уже сам юбиляр.

Смог ли юбилейный визит Ростроповича послужить изменениям в культуре страны, где музыкальная иерархия пронизана номенклатурными отношениями, где оперный театр держится на старом репертуаре, филармония закрыта, оркестр неукомплектован и собирается от случая к случаю, его шеф профнепригоден, лучшие музыканты зарабатывают на жизнь в Турции, а творческие инициативы существуют на птичьих правах?

В этом отношении самым серьезным итогом юбилея стало обещание Ростроповича разгрузить свой график, чтобы десять дней в году проводить в Баку мастер-классы, половину времени отдавая студентам, половину -- оркестру. От того, насколько этот замысел не утонет в бюрократии и станет европейским предприятием, зависит, воплотится ли в жизнь пожелание президента Алиева сделать Баку "музыкальной Меккой мира".