Газета / Среда 05 октября 2005

Сегодня в Концертном зале Чайковского прозвучит произведение «Сингапур. О чужих краях и людях» композитора Владимира Мартынова с участием Сингапурского индийского оркестра и хора, Владимирского губернаторского симфонического оркестра, Владимирского камерного хора, а также ансамбля Opus Posth под руководством скрипачки Татьяны Гринденко. Незадолго до премьеры знаменитый композитор согласился ответить на вопросы Григория Дурново.

- Возникло оно по инициативе и по заказу посла Сингапура Майкла Тэя. Он меня нашел и устроил ознакомительную поездку в Сингапур с очень интенсивной программой. Что касается собственно произведения, то оно имеет подзаголовок «геополитическая утопия». Потому что Сингапур – это в некотором роде идеальное состояние человечества. В произведении использован текст, взятый с сайта посольства Сингапура: какую территорию занимает этот остров, что символизируют цвета флага и так далее, а также текст из «Дао дэ цзин». Получилась противоположность Девятой симфонии Бетховена, потому что если у Бетховена основной тезис «Обнимитесь, миллионы!» (мне это представляется совершенно антисанитарным призывом) – то в «Дао дэ цзин», наоборот, сказано: «Пускай будут видны соседние селения, оттуда слышны лай собак и пение петухов, а люди до самой старости и смерти не знаются друг с другом».

- С ними удобнее работать. Хотя у нас был выбор, и в Москве есть оркестровые бренды, наверно, выше и лучше, но нестоличные коллективы более сговорчивы, с ними проще решать какие-то свои задачи... Потом, во Владимире очень хороший хор, может быть, даже один из лучших в России сейчас. Вообще с исполнителями, конечно, очень трудно, я обычно работаю с одними и теми же. Так получается, что моя жена Татьяна Гринденко и ее ансамбль Opus Posth – это, так сказать, основная тягловая сила. Также мы много работаем с ансамблем духовной музыки «Сирин», в свое время - с ансамблем ударных инструментов Марка Пекарского. Это музыканты и коллективы, с которыми я по жизни связан. Идеально было, когда мои вещи играли Антон Батагов, Андрей Дойников. Ну и я сам играю вообще-то... Но иногда и для симфонического оркестра приходится писать, вот я и с Гергиевым работаю, сейчас, может, с Владимиром Юровским буду.

- Я уверен, что наиболее великая музыка, которая создавалась в конце 1960-х – начале 1970-х годов, была не композиторская, не академическая музыка, а именно рок-музыка. Хотя я тогда был в курсе дела, слушал и Штокхаузена, и Булеза, и все прочее, тем не менее для меня навсегда недостижимыми вершинами остались такие люди, как Роберт Фрипп (лидер группы King Crimson. – "Газета") или Джон Маклафлин. Поэтому уход в рок-музыку в то время был, на мой взгляд, единственным адекватным решением. Сначала я участвовал в «Бумеранге» композитора Эдуарда Артемьева, потом была своя рок-группа «Форпост». Мы тогда играли и King Crimson в наших переложениях, и свои пьесы, похожие. Потом я написал даже рок-оперу, «Серафические видения Франциска Ассизского».

- Видите ли, конец времени композиторов – это же не одномоментное событие, это процесс, который может продолжаться сто или сто пятьдесят лет даже, и, в общем, хотим мы или не хотим, все вольно или невольно в этом принимают участие. Я это делаю сознательно и занимаюсь созданием opus posth, то есть, так сказать, посмертным сочинительством. Лично я уверен в том, что время авторской музыки прошло. Сейчас мы видим огромное количество неавторской музыки – традиционной, я уж не говорю о богослужебном пении. В конечном итоге и джаз, и рок – это тоже некомпозиторские музыкальные практики. Сейчас трудно навскидку назвать какого-нибудь современного композитора, потому что эта фигура перестала иметь то значение, которое имела раньше. Скажем, за моим поколением практически уже никого нет, не только у нас, а вообще нет людей, подающих надежды. Так что мы какие-то просто последние... Есть, конечно, Павел Карманов или Сергей Загний, они молодые, но мы одна компания. И все равно нет такого типа, как Шостакович, Прокофьев, даже как Шнитке. Я все-таки занимаюсь авторской музыкой, хотя всячески пытаюсь от этого отойти. Здесь очень важна тенденция, потому что музыка может рассматриваться как вещь, произведение, опус, а можно к ней относиться как к потоку, который существует помимо нас, но в который мы вступаем, погружаемся и вводим слушателя. Для меня музыка – это скорее такой поток, то есть мне бы хотелось, чтобы это было так.

- Это было где-то в 1974-1975 годах, я услышал запись знаменитого произведения "In C" американского композитора Терри Райли, и она меня абсолютно поразила. В частности, тем, почему это сделал не русский человек – дело в том, что я перед этим очень много занимался русским фольклором... Надо мной как над представителем европейской школы висели какие-то композиторские комплексы, которые не висели над американцами. Ведь кажется, что необходимо составление ткани, ткань должна быть сложная, что-то надо изобретать, а в минимализме ничего этого нет. Как бы!

- Грубо говоря, я искал новых принципов работы со звуковым материалом. Позже так получилось, что я воцерковился и, будучи церковным человеком, думал, что уже больше композицией не буду заниматься, и действительно, года четыре, с 78-79-го, не занимался, не писал ничего, преподавал в духовной академии, начал петь на клиросе и стал изучать знаменный распев (древнее пение православной церкви. – Газета). Я сидел в рукописных отделах, в Ленинской библиотеке, в Историческом музее, в собрании Троице-Сергиевой лавры, занимался расшифровкой и реконструкцией служб. Потом я все-таки возвратился в композиторскую жизнь.

- Вы знаете, мне даже трудновато ответить... Но, кстати, момент сочинения, наверно, самый сладостный и приятный, потому что никакое живое, концертное исполнение не может сравниться с этим моментом придумывания.

- Да, я почти профессионально занимался живописью, и на мою жизнь это оказало чуть ли не большее влияние, чем музыка – такие художники, например, как мой любимый Пауль Клее. В свое время я очень много общался с художниками, по мастерским по всем прошелся, был в курсе всех художественных событий. Так получается, что художники, художническая среда гораздо более продвинутая, чем музыкальная, композиторская среда. Поэтому у меня основное общение даже происходит чаще с художниками, чем с музыкантами.

- Не знаю, мне трудно сказать. Есть достаточно узкий круг людей, мнение которых для меня очень ценно – это, например, художник Франциско Инфанте, поэт Д.А. Пригов, с которыми мы сотрудничали, еще ряд художников, в этой среде мои произведения, мне кажется, адекватно воспринимаются. Кстати, если говорить о конце времени композиторов, то очень тягостно воспринимается сама концертная ситуация, по-моему, она совершенно себя изжила – концертный зал, сидящая публика, и я пытаюсь выйти за рамки этой ситуации, превратить это во что-то похожее на ритуал. В этом смысле для меня очень важна работа с режиссером Анатолием Васильевым. Если вы видели «Илиаду», то вот это как раз новые ритуальные действа, вот в этом направлении я пытаюсь двигаться.

- Если жизнь будет продолжаться... У меня сейчас книжка выходит, которая называется «Зона Opus Posth, или Рождение новой реальности». Все-таки мы сейчас на пороге каких-то коренных, фундаментальных изменений, об этом много пишут по-разному, «компьютерная эра» и так далее – просто, наверное, человек должен антропологически как-то измениться, антропологически это будет какое-то уже совершенно другое явление, которое сейчас даже трудно предсказать. Может быть, эти изменения уже начали происходить.

Владимир Мартынов родился в 1946 году, окончил Московскую консерваторию по классу композиции в 1970-м и фортепиано - в 1971-м. Начинал как авангардист, в 1970-х годах обратился к минимализму, «новой простоте». Крупнейшие произведения: «Плач Иеремии», «Апокалипсис», «Ночь в Галиции», «Магнификат», «Реквием». Подробно изучал музыку средневековья, Возрождения, древнерусское богослужебное пение. Участвовал в ансамблях старинной музыки, авангарда, электронной, минималистской музыки. В конце 1970-х создал рок-группу «Форпост», где играл на клавишных. С 1979-го по сей день преподает в духовной академии Троице-Сергиевой лавры. Автор ряда книг, в том числе «Конец времени композиторов» (2002). Один из основателей центра развития и поддержки новой музыки Devotio Moderna. С 2002-го в Культурном центре «Дом» ежегодно проходят фестивали работ Мартынова.

Современные русские композиторы: Сергей Загний, Павел Карманов, Владимир Мартынов