Ведомости / Четверг 04 ноября 2004

Чечилия Бартоли больше выступает с концертами, нежели поет на оперной сцене. В вокальном мире это исключение, и подобной привилегии удостаиваются лишь самые успешные артисты. Не каждому удается планомерно блистать в одиночку, не сковывая себя чужой творческой волей. Но персональная карьера имеет и свои минусы. Приходится либо полагаться на себя, либо, что чаще, следовать планам менеджеров, отрабатывая свой рыночный статус и служа наглядной иллюстрацией к бестселлеру “Кто убил классическую музыку”.

Чечилия Бартоли — высокий профессионал и умная артистка. Казалось, до сих пор ей удавалось счастливо избегать опасностей, подстерегающих любого, кто пускается в альянсы с миром концертного бизнеса. Но петь полнометражные концерты в одиночку трудоемкое дело. Особенно если инструментом является маленький женский голос.

Первый же номер, спетый Чечилией Бартоли в московском концерте, ясно показал — с этим хрупким инструментом что-то не в порядке. А вся последующая программа стала сражением опыта и мастерства с усталой или больной природой. Хотелось прекратить концерт и отпустить певицу — отдохнуть, полечиться, восстановить форму и душевное равновесие. Однако Бартоли пела и пела, опираясь лишь на уверенную поддержку пианиста Серджио Чиомея. Одна за другой звучали написанные с ювелирным совершенством салонные вещицы (реже арии) Россини, Доницетти, Беллини, Делиба, Бизе, Берлиоза, а также неизвестной нам в качестве композитора Полины Виардо. Печальные, шутливые, простые и очень сложные, на итальянском и французском, все эти очаровательные миниатюры словно созданы для голоса Бартоли — с его воспитанной гибкостью, большим диапазоном и несильным звуком. Бартоли не способна петь forte, что скорее достоинство: мы знаем гораздо больше певцов, не умеющих петь piano. Но сейчас мы слышим, что и та скромная громкость, что доступна ее голосу, дается ей с трудом. На небольшом forte голос Бартоли звучит с вибрацией, его тембр некрасив и заужен. Медленные лирические фразы звучат гладко, но филировки страдают, скачки даются не без хитростей, а трели не попадают в ноты. Единственное, что остается в идеальном состоянии, — это гаммы, которые Бартоли выпевает в головокружительном темпе.

То, чего не хватало вокалу, Бартоли добирала артистизмом, пуская в ход весь набор своих обаятельных гримас, пение йодлем или зудящим тембром букашки, даже кастаньеты. Успех концерта решило не пение, а подача — часть публики неистовствовала, не желая признавать собственного разочарования. Обиднее всего то, что Бартоли подыгрывала именно наивной части зала, иногда пуская в ход и “недозволенные” приемчики на грани эстрады.

Три года назад, когда Бартоли впервые выступила в Москве с барочными ариями, концерт был много серьезнее и содержательнее. Отныне организаторы концертов в России делают ставку на Бартоли, чье имя теперь стало модным и у нас. Им хочется, чтобы прославленная Чечилия пела у нас “не раз в три года, а три раза в год”. Если планы сбудутся, их успеху нисколько не помешает то обстоятельство, что звезда Бартоли продолжит свой закат. Все решат подогретые эмоции публики, атмосфера идолопоклонства и, как это было сейчас, благотворительно-спекулятивная составляющая проектов: визит Бартоли прошел в рамках программы “Звезды мира — детям”, предполагающей участие в концертах детей с проблемами в развитии. Несомненной радостью для этих детей была возможность подпеть профессиональному хору Академии хорового искусства, открывавшему концерт гимном “Слава Бартоли прекрасной” на музыку Моцарта.

Сегодня такой же концерт пройдет в Петербурге. Сто лет назад в этом городе петербургский композитор Игорь Стравинский слушал Аделину Патти, о чем отозвался так: “В то время голос этой женщины… звучал как велосипедный насос”. Аделине Патти тогда было около 60 лет. Чечилии Бартоли нет и 40, и потому слова Стравинского вспоминаются с особым беспокойством. Но будем надеяться на лучшее и возложим всю вину на осеннюю сырость.