Ведомости / Вторник 20 июля 2004

Отечественные режиссеры совершенно разучились ставить привычные, неконцептуальные и неавторские спектакли. Традиционная школа выдохлась, а новая не сформировалась. Похоже, все великие оперы, что ставятся сегодня, выходят к зрителю в дискуссионных, временных постановочных вариантах, которые нужны лишь для того, чтобы забылась набившая оскомину советская традиция. Талантливых работ делается немного. За годы поисков Мариинский театр нашел только одного яркого молодого режиссера и художника, кто переносит на оперную сцену принципы драматического театра, при этом не разрушая оперу до основания, — это Дмитрий Черняков.

Тот же Черняков теперь выручает и обновляющийся Большой театр, и амбициозную Новосибирскую оперу. В этом сезоне Черняков поставил и оформил “Аиду” в Новосибирске — мощный экспрессивный спектакль-гигант, и “Жизнь за царя” в Мариинке — значительно более искусственную и надуманную работу.

Другая фигура подобного масштаба — сценограф Георгий Цыпин, который тоже работает на обе столицы. Но в отличие от Чернякова он только художник, а не режиссер — и с режиссерами-партнерами ему не всегда везет одинаково. “Огненный ангел” в Большом театре в постановке Франчески Замбелло не явил собой целостного замысла, а со “Снегурочкой” в Мариинке, которую ставил Александр Галибин, вышла вообще полная катастрофа.

В этом сезоне на двух сценах Большого театра пытали оперное счастье большие режиссеры драмы. Эймунтас Някрошюс (в “Макбете”) — весомо и деликатно, хотя его метафоры имели внешнее отношение к природе оперы. Роберт Стуруа (в “Мазепе”) — приблизительно и равнодушно. Заметным событием сезона стало явление на нашей сцене Петера Конвичного — немецкого режиссера-радикала, поставившего в Большом “Летучего голландца”, столь же противоречивую и нецельную работу, что и “Жизнь за царя” его собрата по духу Чернякова.

По музыкальному уровню Большой приблизился к Мариинке, хотя слаженная работа оркестра и хора обычно является достоянием премьер, куда нередко приглашаются певцы-солисты не текущего репертуара, а западные.

Трудно сравнивать с колоссами крохотный московский театр “Геликон-опера”, но он включен в то же пространство, что и ведущие театры: певцы из “Геликона” нередко привлекаются и на крупные сцены. Режиссер Дмитрий Бертман и дирижер Владимир Понькин сделали в этом сезоне два противоположных и равно удачных спектакля — развлекательный “Гершвин-гала” и сложный, утонченный “Диалоги кармелиток”, оперу Франсиса Пуленка. Впереди у “Геликона” — иная жизнь: реконструкция, вынужденные скитания и через два года — открытие большой сцены.

Ровно в таких же вынужденных скитаниях очутился сейчас и московский Театр им. Станиславского и Немировича-Данченко, отметивший сезон только слабой постановкой “Тоски” на чужой сцене.

Не в лучшей творческой форме находится и осиротевшая после смерти Евгения Колобова “Новая опера”, хоть и обитающая в оборудованном здании. Единственная премьера после долгого простоя — “Искатели жемчуга” в постановке Романа Виктюка — может претендовать на звание худшего оперного спектакля десятилетия. Луч надежды — молодой Феликс Коробов, исполняющий обязанности главного дирижера.

Перспективы независимой оперной инициативы пока не ясны, хотя Маленький мировой театр, созданный в прошлом году и сразу попавший с оперой Майкла Наймана на “Золотую маску”, в этом году продолжил дело “Волшебной флейтой”. Жизнь сложна, и аналогичный экспериментальный театр в Екатеринбурге не выжил, хоть в свое время тоже приезжал на “Маску”.

Зато стали оживать большие провинциальные сцены. Новосибирск ведет себя как могучий феодал: увез “Золотую маску” за “Жизнь с идиотом” Шнитке, прогремел упомянутой “Аидой” в постановке Чернякова. Теодор Курензис, дирижер этого спектакля, теперь приглашен в новосибирский театр главным дирижером и охвачен наполеоновскими планами. Не умеряет амбиций Пермь, чьи представления о современности, впрочем, кажутся вчерашним днем. А сенсацией сезона стал показ на “Золотой маске” оперы “Кахым-туря” башкирского композитора Исмагилова — эта работа уфимского театра, выдержанная в традициях советской национальной оперы, неожиданно попала в средоточие модных интересов — от антиглобализма до увлечения этническими культурами.

Общую картину дополнили заграничные гастрольные проекты: тусклая “Травиата” Дзеффирелли, привезенная из крошечного театра в Буссето в огромный Большой, и — не совсем опера, а плохо обеспеченный шоу-проект — “Кармина Бурана” Орфа в “Крокус-Сити”.

Заезжие труппы — всегда нонсенс: крупные оперные театры на гастроли практически не ездят. Исключение — Мариинский театр, систематически доказывающий всему миру силу русской оперы, а теперь совладавший и с Вагнером. Обидная история с “Кольцом нибелунга”, не попавшим из-за гастролей в Баден-Бадене на “Золотую маску” в Москве, осталась самой большой занозой сезона.

Неизвестно, сохранит ли сама “Золотая маска”, где поменялось начальство, конструктивную объединяющую роль в российском театре. Но в этом сезоне “Маска” отметила 10-летие, и нельзя не признать, что благодаря этой премии и фестивалю российское оперное пространство стало более единым и организованным.

Современные русские композиторы: Альфред Шнитке