КоммерсантЪ / Суббота 01 июля 1995

Впервые "Мавра" увидела свет в антрепризе Дягилева (1922, режиссер Б. Нижинская, художник М. Сюрваж, дирижер Г. Фительберг). На премьере она успеха не имела, и кажется, что ее судьба несправедлива даже в сравнении с другими операми Стравинского, счастливой сценической историей не отличавшихся и находящихся в тени его же балетов. Она принципиально непереводима, ибо здесь перевода требует (и ему не поддается) и музыкальный язык, переливающийся аллюзиями не только с хорошо известными на Западе русскими операми, но и с романсом, никому там практически не знакомым. "Мавра" провела более 70 лет по преимуществу на пюпитре рояля, оставаясь наслаждением для знатоков.

В новой петербургской постановке "Мавра" заняла место в одной программе с "Соловьем". Сопоставление этих двух опер Стравинского весьма показательно: в "Соловье" -- спектр усвоенных влияний, в "Мавре" -- свободная игра с моделями и штампами. В 1951 году Стравинский писал, что в отличие от "Соловья" "'Мавра' выдерживает сравнение с моими теперешними сочинениями и близка моему нынешнему пониманию оперного жанра".

Объясняясь в любви к "русским европейцам" (Стравинский посвятил "Мавру" Пушкину, Глинке и Чайковскому, конечно же, в пику "кучкистам"), композитор обнаруживает свои чувства то сдержанно, а то и дерзко, посредством музыки иронизируя над теми, о ком в его высказываниях не встретишь и тени иронии. Впрочем, и Даргомыжский, и Мусоргский в опере тоже есть: русская по сюжету и материалу, эта энциклопедия романса "тянет" постановщиков в петербургский быт с гротесковым оттенком. Другой лик оперы обращен в неоклассицизм Стравинского: за "Маврой" выстраивается пестрый ряд сочинений ХХ века, в которых слушателю предлагается роль сколь азартного, столь же и подготовленного собеседника.

Побив все рекорды скорости, оперу поставил Юрий Александров (и двух недель не прошло с тех пор, как он осуществил премьеру "Аиды"). По его воле в "Мавру" прорвались маски комедии дель арте -- из "Пульчинеллы" (балета с пением, созданного Стравинским на два года раньше) или из его ровесницы -- "Любви к трем апельсинам" Прокофьева. А кубистические декорации Вячеслава Окунева доказывают, что Пикассо после "Пульчинеллы" мог бы заняться и оформлением "Мавры". Это решение соотносится с "саундом" партитуры: оркестр, ударно-духовой, предстающий порой в виде барочного концертирующего ансамбля, близок Стравинскому неоклассического периода. Джазовый элемент, не терпящий прямой расшифровки, как и другие аллюзии партитуры, был переведен постановщиками в визуальный ряд: урбанистическая музыка ХХ века вызвала их на аналогии с конструктивизмом, погрузила "Мавру" в атмосферу футуристических исканий и условного театра.

"Мавра" определена Стравинским как опера-буфф. Ее решение у Александрова вытягивает ей в рифму другую буфф -- мистерию Маяковского в постановке Мейерхольда. Ограниченный список действующих лиц Александров расширил за счет безмолвных представителей мира загробного: в контрасте с яркими красками, которыми были расписаны живые персонажи, они существовали в "зеленом периоде". Этим холодным светом озарена была и Фекла, весьма активно проявившая себя в течение спектакля и наводившая зрителя на мысль, что в Коломне существует прочная традиция найма кухарок: Феклу исполнял высокий и, кажется, усатый Игорь Соловьев. Был также маленький зеленый Александр Сергеевич Пушкин и другие чудеса: соседка над столом висела, водевильный гусар пел арию из чайника.

Обрадовавшись найденным в партитуре намекам, режиссер и художник прибавили к ним свои собственные: например, была сцена "няня и Пушкин в Михайловском" (естественно, с кружкой). К тому же темноликая Мавра сама намекала на правнука арапа, а заодно и мавра венецианского. Однако на классике авторы не остановились, и спектакль "вынесло" на Хармса, с чуть было не состоявшимся финалом в духе "вываливающихся старух". Юрий Александров и Вячеслав Окунев сделали спектакль так, как его могли бы поставить в Ленинграде в 20-е годы, но не поставили. Они предложили "Мавре" дразнящий и привлекательный наряд, который, возможно, позволит этой тихоне и скромнице с повадками дичка пробиться в круг своих более популярных товарок.