Ведомости / Суббота 14 мая 2005

В основе спектакля — последняя опера Прокофьева “Повесть о настоящем человеке”. Это не шедевр, но прав был дирижер Хайкин, писавший композитору: “Ваша "фирма" поставляет только первоклассный товар”. Прокофьев написал эту оперу следом за “Войной и миром”, и летчику Мересьеву перешли по наследству баритон Андрея Болконского и даже похожая ария, в которой опустошенный жизнью герой свежеет душой по наступлении весны. Есть в опере и тихий сопалатник героя, поющий простоватым тенорком, — своего рода Платон Каратаев. Есть и возлюбленная, и товарищи — война другая, а чувства те же. Но ставить оперу мешает советский контекст и анекдотическое (не только на нынешний взгляд) либретто. Даже Валерий Гергиев, в чьем театре идет весь оперный Прокофьев, три года назад исполнил “Повесть о настоящем человеке” в концерте, но на сценическую постановку не отважился. И даже в постановках советского времени опера всегда подвергалась редакции и купюрам.

Так что “Геликон-опера” просто решила действовать радикальнее других: из оперы в 10 картинах получился динамичный одноактный спектакль, куда вошли лучшие, по мнению постановщиков, фрагменты, дополненные вставными номерами из музыки к фильму “Александр Невский”.

Новым спектаклем, выпущенным к юбилею Победы, режиссер Дмитрий Бертман захотел извиниться от лица поколения “перед нашими дедушками, которые живут недостойно своей славы”. В этой фразе про “дедушек” — весь Бертман: серьезность и прикол у него всегда слиты воедино. Обросший щетиной старик Мересьев весь спектакль проводит в койке, стоящей на авансцене, и артист Сергей Яковлев выразительно хлопочет лицом, изображая душевные и физические страдания. Вместе с тем Бертман не отказывает себе в удовольствии привязать к той же койке пропеллер и запустить героя в азартный полет. Натурализм вписывается в метафорику: на сцену дотошно выносятся все эти больничные пижамы, судки и разносы, но кровь не течет, а в сцене операции ампутируемые ноги явлены кусками живого хлеба — символом прямо-таки христианским. Но и он имеет сардонический подтекст: ведь известная в народе песенка “Давайте отрежем Мересьеву ногу” поется на мотив из мюзикла Jesus Christ Superstar. Структура флэшбэков-воспоминаний, в которой решен спектакль, позволяет режиссеру ввести мотив раздвоения личности: Мересьевых два, старый и молодой (так ставят “Фауста”), последнему — в исполнении розовощекого стажера Петра Морозова — доводится исполнять гротескный танец на протезах. Патриотические хоры из “Александра Невского” носят отчетливо галлюцинаторный характер, как и явление герою возлюбленной в образе летчицы-валькирии. А заканчивается спектакль и вовсе на гуманистической ноте, заставляющей вспомнить о войне как об общей трагедии: в финале, когда всеми забытый Мересьев позволяет себе разрыдаться на груди у инфантильного берлинского журналиста, звучит латинский хор — в фильме Эйзенштейна с его пением псы-рыцари погружались под лед Чудского озера.

Работа “Геликон-оперы” вышла умной и неодномерной — похожей скорее на драматический спектакль, чем на оперную постановку. Артисты труппы поют неплохо, но играют еще лучше. Художники Игорь Нежный и Татьяна Тулубьева придумали емкое решение — организующим центром многофункционального пространства стал разбитый самолет. Оркестр звучит не идеально, но слаженно; на отдельных спектаклях главного дирижера Владимира Понькина уверенно заменяет молодой Денис Кирпанев — вчерашний хорист театра. Вот отличный пример творческого роста. Собственно, так же растет и весь театр “Геликон-опера”, и новая работа тому очередное свидетельство.