Ведомости / Понедельник 10 октября 2005

Последняя опера Моцарта не “Травиата” и даже не “Дети Розенталя”. Нашей широкой публике название “Волшебная флейта” мало что говорит, даже на первом спектакле зал не был заполнен. Познакомить Москву с неизвестным ей шедевром Большой театр пригласил маститого и очень хорошего английского оперного режиссера Грэма Вика. Между тем у самого Вика была своя проблема: он уже поставил по миру четыре “Волшебные флейты”, и теперь ему, чтобы не повторяться, хотелось выдумать что-нибудь новенькое. Вот и получилось, что публике пришлось внимать не столько Моцарту, сколько Грэму Вику и его художнику Полу Брауну.

У этих мастеров почерк легкий и щедрая выдумка. Первый акт, где являются, один другого забавнее, принц Тамино в трусах, три дамы в милицейской форме, позже переодевающиеся в трех Мерилин Монро, куколка Памина и прочие герои, просто хорош. История путешествий и приключений катит как добротный детский фильм. Приглашенный на постановку дирижер Стюарт Бэдфорд ведет приятно звучащий оркестр в ладных темпах, хотя для оркестра Большого, начавшего было осваивать аутентичные манеры, этот усредненный стиль — шаг назад. Зато успехи демонстрируют не только артистичный австриец Флориан Беш (Папагено), но и московские солисты. Тенор Марата Галиахметова (Тамино) окреп, сопрано Ольги Ионовой (Памина) может звучать поэтично, бас Валерия Гильманова (Зарастро) красив и глубок, и, даже если Карина Сербина (Царица ночи) не всегда попадает на верхние ноты, с виду она чертовски хороша — как и все актеры, молодые и стройные. Кроме Вячеслава Войнаровского (клоун-мавр Моностатос), кому и полагается быть толстым и смешным.

На премьерном показе дирижер не справился со вторым актом: темпы, ансамбли и баланс стали от него уплывать. За вторую арию Зарастро и сцену Папагено артистам тоже спасибо не скажешь — что ж, раз на раз не приходится. Хуже, что во втором акте и фантазия постановщиков забуксовала — главным образом перед необходимостью воплотить сакральный сюжет с испытаниями, восхождением к мудрости и любви. Придумка режиссера в том, что коварная Царица ночи здесь в белом — она немного взбалмошная, но любящая мать. Это, пожалуй, даже мило. Светлый же мудрец Зарастро, напротив, в черном — и персонаж он отрицательный. Вот с этим сложнее, хотя история замысла оперы дает к тому предпосылки. Постановщик оперы заставляет артиста произносить разговорные диалоги злым голосом. Что ему остается делать, если в музыке Моцарта нет ни одной ноты, которая позволила бы усомниться в том, что Зарастро прекрасен и добр? Моцарт в “Волшебной флейте” весел, но серьезен, и над масонскими ритуалами он нимало не насмехается. Театр Грэма Вика к сакральному не склонен. В его спектакле царство Зарастро ничем не выше, чем обычный мир, откуда пришел, проломив стену, прекраснодушный Тамино. В финале стену снова закладывают кирпичами. За что боролись, на то и напоролись. Грэм Вик хотел поведать нам о том, что никаких таинств нет? Что путь к истине, красоте и добру иллюзорен, а приводит он в лучшем случае к обывательскому счастью? Так это мы знаем. Но верить хотим в обратное. И грустно, когда у нас отбирают такую союзницу в нашей мечте, как “Волшебная флейта” Моцарта.