Русский Телеграф / Четверг 17 сентября 1998

Саксофонист Алексей Козлов -- один из лидеров советского джаза, битник, штатник, западник, прогрессист и культуртрегер, руководитель в некоторой степени легендарного ансамбля "Арсенал", заработавший славу на джаз-роке, музыке "фьюжн" и молодежном поведении, находившийся в зените в незапамятные времена перестроечных споров "Быть или не быть рок-музыке" (говорил, что, дескать, "быть"), а сегодня играющий популярную классическую музыку в приджазованных обработках и полупустых залах. Много радеет по телевидению за судьбы нашего отечества. Книжка издана в серии "Мой ХХ век", что окончательно подтверждает версию о том, что ее автор есть Мерилин Монро советского джаза. Впрочем, называется книга, как нетрудно догадаться, по старинке -- "Козел на саксе" (с замечательным подзаголовком: "-- и так всю жизнь..."). Некоторые утверждают, что слегка двусмысленная для постороннего уха фразочка из пьесы Славкина (широкая общественность знакома с фрагментом пьесы по эстрадным выступлениям актера Филиппенко) в качестве добродушно-ироничной клички "была мгновенно узнаваемым паролем джаз-фанатов 50--60-х годов". Так в книжке и написано.

В ней еще много чего написано, что хочется процитировать непременно.

"Не привился у нас американский свинг, манера танцевать рок-н-ролл с ударением на слабые доли такта, вместо "барыни" -- на сильные, привычка принимать душ два раза в день вместо еженедельного мытья в бане, не прививаются чистые общественные туалеты и аккуратные кладбища. Не привьется и сексуальная революция, как бы ни старались те, кто делает на этом деньги." Нет, не привились, не перевелись. Так и слышится живое биение большой литературной традиции. И далее, с не меньшим литературным обаянием и не теряя содержательного накала: "В русском языке есть два слова, отражающие исконное отношение народа к публичному проявлению интима и эротики в разных формах. Это -- "скабрезность" и "похабщина". Лично мои наблюдения по этой части сводятся к тому, что в основной массе русским людям, в частности женщинам, свойственна стыдливость и целомудренность. Но уж если кого заносит в другую крайность, то тут держись. Русская б...дь по размаху бесстыдства даст сто очков вперед деловой немецкой или американской проститутке. Не зря в русском языке есть усиление этого понятия, выраженное в слове "б...ща". Так зачем же искусственно плодить у нас эту разновидность людей при помощи печатных изданий, видео- и телепродукции."

Вот с такими и подобными воззрениями одного из комиссаров уже почти почившего в бозе советского джаза и можно познакомиться, прочитав вагриусовского "Козла". Мемуарами это сочинение можно назвать с трудом. Больше половины объема занимают мысли о жизни (например, о современной эстраде: "В лучшем случае, вместо рискованного прямого протеста против болячек нового советского капитализма, -- позерские "тусовочные" явления типа "Ногу свело" или куртуазных маньеристов с чернушной эстетикой"), а также информация о том, что такое сталинский режим, послевоенный двор, нынешние Маши Распутины и пр. Книжка явно рассчитана на моментальный перевод и прочтение теми, кто про Сталина ну ничегошеньки не знает. Впрочем, из остального можно почерпнуть и занимательные сведения. Главы о "массовых детских играх" (от лапты до расшибалки) и сексуальной жизни комсомольско-битнической молодежи особенно прелестны и содержанием, и стилем изложения: "Хорошо помню я и азартную массовую игру "казаки-разбойники"... Суть ее заключалась в следующем: играющие делились на две группы, одна из которых -- "разбойники" -- убегала, а другая -- "казаки" -- их ловила". Донельзя интригующая мемуаристика. Всему виной, наверное, привычка к просветительству. Цитировать же воззрения автора на сексуальную жизнь воздержусь, поскольку прямо неудобно как-то. Куда интереснее почитать о том, как молодые "западники" пробивали джаз при помощи комсомола, об уподоблении ансамбля "Арсенал" некогда знаменитой организации "Молодая гвардия" или о том, как приходилось насильно усаживать посетителей кафе "Молодежное", чтоб они не танцевали, ибо джаз -- серьезное искусство, а не танцы-шманцы какие-нибудь. Так что из легендарного "Молодежного" растут ноги не артистического сопротивления (как говорится в мифах и легендах), а как минимум высоколобой и занудной эстетики советского филармонического джаза, ставшего удивительным феноменом культурного приспособленчества. И дух захватывает, какие сильные традиции имеет в этой стране управление культурой.

Так что книжка довольно ценная. Все эти прямодушно рассказанные истории о комсомоле, музыкантах-"молодогвардейцах" (они же -- "штатники", что уже совсем занятно), о "казаках", любви к серьезному искусству, с одной стороны, и молодежным, "прогрессивным", движениям -- с другой, щедро пересыпанные мыслями о жизни, о культуре и всеобщей судьбе, несмотря на трудно переносимый дух "теней забытых предков" (их активизация принимает какой-то ужасающе массовый характер), -- читать полезно, как рыбий жир пить. Надо только, чтоб по усам текло, а в рот не попало.