Русский Телеграф / Суббота 11 апреля 1998

Евгений Светланов, краса и гордость русского дирижерского искусства, в России (и, соответственно, за пультом подведомственного ему Госоркестра) в последнее время появляется редко: совсем недавно он продлил контракт в Гааге, да и вообще тянуть лямку абонементов на родине ему надоело. Зато если уж он появляется, то с совершенно особыми проектами. Под Новый год Евгений Федорович устроил в Большом зале консерватории концерт в стиле попс (так это назвали бы в Америке), где его оркестр аккомпанировал Ларисе Долиной песни "Битлз" и прочие шлягеры. А сейчас решил посвятить свое искусство празднованию особой даты -- 50-летия основания Государства Израиль.

На концерте присутствовал -- и даже выходил на сцену с маленькой речью -- израильский посол. Однако, надо полагать, инициатива Светланова имела не только дипломатическое содержание: еврейская тема давно греет сердце русского художника, и одну подобную программу он уже давал в прошлом году. Но если там звучали Прокофьев, Шостакович и сам Светланов (в качестве композитора), то теперь настал черед именно еврейских композиторов.

История музыки, впрочем, до сих пор не решила, кого же числить именно по этой графе -- Малер, например, или Мендельсон скорее принадлежат немецкой культуре, да и всему миру. Светланов предложил Бен-Хаима, Юрия Фалика (петербургский автор) и Эрнеста Блоха. Их опусы, прозвучавшие в первом отделении, особого впечатления не произвели (пусть даже в плаксивой рапсодии Блоха "Шеломо" превосходно солировал виолончелист Александр Князев): легко поверить, что народной еврейской музыке присущи свои характерные лады, и нет особой проблемы применить их и в симфонических партитурах. Зато симфония "Израиль" того же Блоха, ставшая ударным номером концерта, поведала нам о том, что история еврейского духа имеет свою сагу, вполне достойную стоять в ряду самых величественных полотен симфонической музыки.

Эрнест Блох (1880--1959), композитор и дирижер, родившийся в Швейцарии и умерший в Америке, написал свою симфонию еще в 1916 году, когда на Святой земле действовали только храбрые первопроходцы. Это музыка покорения и отваги, не ведающая жалоб и стонов, исполненная эпических чувств, здорового батального пафоса, лирической походности и тонкой созерцательности. В ней много роскошных тутти, красивых соло, терпких гармоний и пряных красок; все они, правда, к 1916 году, уже были проверены теми же Мендельсоном и Малером, а также Скрябиным, Дебюсси и антисемитом Вагнером, но мастерства композитора это никак не отменяет. Оркестр играл собранно и грубовато, и если бы это была какая-нибудь знакомая симфония Чайковского, вышло бы немало расстройства; но по случаю первого знакомства все можно легко простить, тем более что из-под рук Светланова вышла почти Богатырская симфония Бородина -- только богатырями в ней были строители первых кибуцев.

Зря, конечно, Блох включил в симфонию солистов-певцов: возможно, он и не сделал бы этого, знай, кто будет петь в российской премьере -- вечные любимцы Светланова, уже испортившие ему немало программ. Но концерт был концертом большого человека -- а большие люди, хоть кол им на голове теши, своих пристрастий не меняют.