Русский Телеграф / Среда 17 сентября 1997

Юлия Бедерова,

Вслед малопристойным гульбищам юбилея столицы Гете-институт дослал красивый, вменяемый, в меру тонкий и в меру доступный, в меру гражданственный и в меру лирический проект "Жизнь в спальных районах". В него вошли изящная архитектурная выставка "Стратегия реконструкции районов крупнопанельной застройки", конференция "Вопросы социального и культурного развития районов крупнопанельной застройки", серия кинопоказов "Балконное кино", аудио-визуальная инсталляция Глеба Гамазина, а также то, что с полным основанием можно именовать Событием, сравнимым с появлением Pink Floyd в 86 году или Sonic Youth в 89-м, -- гастроли культовой немецкой шумовой группы Einstuerzende Neubauten ("Рушащиеся новостройки"), значимой в контексте современного акционального искусства едва ли не больше, чем в поле поп-рок-культуры.

Гете-институт поделился актуальным -- чуткостью к периферии. Элегантный постмодернистский жест особенно красив тем, что Берлин -- единственная из европейских столиц, имеющая сходные с московскими проблемы. И там и здесь никто достоверно не знает, что будет с домами в "спальных районах" даже завтрашним утром. И там и здесь, в отличие от прочих столичных мегаполисов, монструозные нагромождения монотонных построек населены не "деклассированными элементами", но обыкновенными гражданами.

Выставка покорила вниманием ко всякой детали и трещине, а также эффектной концепцией организации пространства: достаточно одного внятного архитектурного акцента, "включающего" некую социальную функцию, чтобы преодолеть эстетическую аморфность и функциональную вялость места. Конференция одарила идеями превращения района "спального" в реально обитаемый (распространение информации, корпоративный дух, выразительные культурные и социальные акции). Акция "Балконное кино" (снова мотив периферии, уже на локальном "квартирном" уровне) оказалась трогательно знакомой, вызывающей курортно-пионерлагерные ассоциации: несколько лет в берлинском районе Марцан показывают кино во дворах, и публика наблюдает его с балконов. Перенесите кино под открытым небом с периферии курортного воспоминания в центр обыденной реальности, и последняя засверкает такими красками, какими сверкают новостройки в рамках аудио-визуальных инсталляций Глеба Гамазина. Его художественные идеи актуальны: "посредством инсталляции мы общаемся с городом, а город -- с нами. Как во сне, все становится одновременно и реальным и ирреальным: мысли, лица, музыка, слова, звуки и шумы, воспоминания и фантазии".

Как во сне. Лица, шумы, мысли. Жизнь в спальном районе начинается с бездарного сна в метро. В любое время суток здесь спят. Стоит поезду выйти за пределы кольцевой ветки, здесь отключаются, уходят в бессознательное. Монотония клочковатых пространств отвечает клочковатому, дремлющему сознанию. В такт разрушению новостройки тихо осыпаются конструкции сознания -- ценности, мифология. идеология, стереотипы. Если Гамазин занимается внешностью пространства, то уникальная стратегия Einsturzende Neubauten -- осознание именно себя, переживание именно собственного опыта как разрушающейся, ускользающей новостройки.

Группа, имеющая больше отношения к инструментальному театру Кейджа, драматическому театру Брехта (песни в представлении Neubauten воспринимаются подобно зонгам Курта Вайля -- как вставные, отстраняющие номера), кабареточной эстетике времен Третьего рейха, напряженно интеллектуальным электронным опусам Клауса Шульце, прописана по ведомству рока. Ее творчество можно интерпретировать с одной стороны, как рок-музыку, ломающую границы жанра (песни без вызывающих рев аудитории эффектных концовок, резкие разрывы логики шоу), с другой стороны -- как перформанс, использующий рок-музыкальные формы как элемент языка. Так же -- как элемент языка -- Neubauten используют механизмы (от пескоструйного аппарата до самодельных конструкций из подзвученного хлама с генератором), железо, пружины и прочие осколки постиндустриальной цивилизации (фирменный вой солиста тоже больше похож на звук машины, чем на что-то человеческое). Шум и визг с предельно расширенным диапазоном частот (сверхвысоких и сверхнизких), идеально выстроенная форма, плотная, предельно разработанная фактура, драйв и холод -- искуссно смоделированная, проживаемая и одновременно наблюдаемая со стороны форма разрушения. Без разрушительного пафоса.

Neubauten конструируют обрушивающееся пространство (сознания, новостройки, культуры) с невероятной злостью и удивительным эстетством. Детская игра "взять железо и долбить по нему до одурения", проигрываемая с таким умом, красотой, остервенелостью и болью, -- уже отнюдь не детское занятие. В котором сквозь создаваемую форму просвечивает несвойственный ей смысл. Партитурно обрушивается гравий, музыкально плавится резина, строго по нотам формируется невыносимый грохот, но чувствуешь -- это самая тихая, сдержанная и горькая песня о любви. Напротив, слушая лучшую в стиле industrial -- полную горечи и утонченности -- песню о любви (см. заголовок), слышишь нестерпимый визг и вой новостройки. Высокочастотный шум одиночества (актуальная категория почти для каждого из нас) -- объект исследования.

Название дает себя знать: после одного из ранних концертов в Западном Берлине (где все начиналось) рухнул только что построенный Центр Немецкого Конгресса, в Москве же новое здание на Мичуринском проспекте обрушилось еще до их приезда.