Русский Телеграф / Пятница 05 декабря 1997

Шестого декабря одному из самых любимых в России героев мирового джаза исполнится 77 лет. Он уже стар, но все еще очарователен. Объявлять имена коллег и названия новых композиций, европейская премьера которых сделала концерт квартета Брубека в "России" не только ностальгически приятным, но и статусным, ему уже трудно. Легче разговаривать с публикой посредством клавиш.

Подыграв свингующий подклад к дружным аплодисментам, Брубек оказался понятнее, чем когда он говорил о любви к Москве. Его выступление в том же зале, в каком проходили его московские гастроли ровно десять лет назад, не избежало почти неуловимого, но все же прощального оттенка. Тем не менее это был настоящий, вполне блестящий джазовый вечер. Со всеми вытекающими -- головокружительным свингом и эффектом качелей, с огромной амплитудой летящих от узнавания к парадоксу. К тому же -- с дорогостоящими деталями, которые и отличают стиль Брубека и его составов. Свинг здесь может быть изящным, композиция столь же стройна, сколь и парадоксальна, эстетика настолько же традиционна, насколько не музеефицирована. Жаль, что одна деталь потерялась: звук рояля -- обыкновенно жесткий, ясный, "умный" -- был густоват, подзвучка сделала его неповоротливым. Стоило только лучше подзвучить рояль, чуть подняв басы, и неловкости от ощущения, что у маэстро иногда не хватает сил, уже бы не возникало.

Брубек -- модернист от традиционного джаза, дальше новаций внутри гармонического мышления он не уходил. Тем более удивительно, что его композиции -- как старинные (кстати, более изощренные), так и новые -- не кажутся старомодными. Даже простенькая баллада The Things You Never Remember Are The Things I'll Never Forget была сделана и сыграна так тонко, что не казалась по стилю ветхой.

Удивительно легкое обращение с культурами, штампами, вдохновенно наплевательское отношение к различиям внеевропейской джазовой и европейской академической традиций (внутри изящного импровизационного рисунка иногда обнаруживаются "Петрушка" Стравинского или абрис почти шопеновского ноктюрна) спасают от нафталиновых запахов как нельзя лучше.

Если великолепно придуманные, как всегда нестандартные и непредсказуемые по логике, лаконичные по звучанию, но не поражающие виртуозностью (кстати, за Брубеком никогда не водилось привычки ошеломлять головокружительными "поливами" самими по себе) соло маэстро не вызывали бури оваций (а зря), то дельные (иногда чуть более деловитые, чем хотелось бы) и действительно виртуозные соло саксофониста Бобби Миллителло всякий раз давали публике повод восторженно поорать и расслабиться. Не говоря уже о пятиминутном соло ударных Рэнди Джонса (партнера Брубека с 1968 года) в культовом Take Five или редких, но оттого еще более ценных, очаровательно "ползучих" импровизациях контрабасиста Джека Сикса.

Впрочем, как уже неоднократно сообщалось в прессе, главный смысл нынешних московских гастролей Дэйва Брубека и его квартета состоял в том, чтобы открыть нам глаза на Брубека здесь не известного -- композитора симфонического, академического, бернстайновского типа. Месса Брубека To Hope! A Celebration в исполнении брубековского квартета, Российского национального оркестра и Юрловской капеллы под управлением давнего соратника Брубека (фактически -- его ассистента в том, что касается академических проектов) Рассела Глойда была представлена в Большом зале консерватории в комплекте с несколькими шедеврами из джазового репертуара Брубека (плюс специально написанный для РНО "Хорал") в аранжировке для джаз-квартета и симфонического оркестра. Действо смотрелось празднично и немного странно. Шлягеры в симфонических аранжировках (бог знает, из-за неимения у РНО привычки к джазу или из-за отсутствия у нас привычки радоваться эстраднозвучиям) на глазах теряли тонкое брубековское обаяние. Печальные (те, что у Брубека одновременно сентиментальны и элегантны и оттого до слез трогательны) были скорее просто слезливы, а зажигательные приобрели в фресковой эффектности, но потеряли в остроте.

Что до обещанной радости от мессы, написанной по обновленному римско-католическому канону (в том, что касается структуры), она оказалась сочиненной по совсем необновленному канону американской эстрадно-симфонической музыки в том, что касается материала. Любители эффектных опусов Бернстайна и Уэббера могли обнаружить много приятно знакомого. И если некоторые части мессы To Hope! очарованием напоминали концерт, прошедший накануне, то другие слушались уныло или не более чем забавно (подобный эффект возникает от переложения "В лесу родилась елочка" на язык джаза). Оркестр (особенно группу духовых), капеллу и солистку Марию Масхулия можно поздравить с достойным знакомством с чужой стилистикой. Руководство РНО -- с хорошо придуманным и качественно сделанным громким проектом. Тем не менее композиторское мастерство Дэйва Брубека, которое наделяет его джаз изящной интригой, уникальной игрой рисунков и настроений, в джазе кажется интереснее, чем в собственно "композиторском" контексте. Открыть глаза на эту сторону его творчества, конечно, стоило -- хотя бы уже потому, что с тем большим удовольствием можно слушать джазовые композиции мастера с закрытыми глазами.