Известия / Понедельник 23 октября 2000

П. Чайковский. Пятая симфония. Венский филармонический оркестр. Дирижер Валерий Гергиев. Philips 462 905-2

Запись сделана живьем на Зальцбургском фестивале в 1998 году. Это сейчас Валерий Гергиев приезжает на главную фестивальную сцену Европы со своим Мариинским оркестром и певцами на правах завсегдатая: два года назад он еще был там в новость и дирижировал, как и другие приглашенные маэстро, базовым оркестром фестиваля -- венскими филармониками. Этот оркестр, возможно, лучший из европейских, славится высочайшей культурой звука, идеальной слаженностью и балансом. Любая из записей оркестра может служить его визитной карточкой -- но только не эта.

Запись Пятой симфонии Чайковского -- не просто пример того, что может сделать властный маэстро с высококлассным оркестром, -- это тот случай, когда власть дирижера над оркестром приобретает экстремальное выражение. Шедевр Чайковского исполнен сверхэмоционально -- его невозможно слушать, развалясь на диване: вашему рецензенту пришлось по гергиевской воле вскакивать с места и размахивать руками, что же тогда говорить о чутком, послушном оркестре?

Ужаснув тяжким дыханием тавтологических повторов вступления, Гергиев пускается в Аллегро, обращаясь с темпами необузданно свободно. Он усиливает контрасты до пределов возможного, замедляя, укрупняя и усиливая лирические фразы и стремясь быть исчерпывающе услышанным, а затем за считанные мгновения стремительно ускоряет темп и взгоняет звучность до кипения. Такого не было ни у Мравинского, ни у Караяна. Бетховенские струнные и рихардоштраусовские медные проливают семь потов во славу Петра Ильича, опираясь на чисто гергиевские хрипящие контрабасы. Оркестр подчинен дирижеру до такой степени, что лишается собственной гравитации. В медленной части Гергиев тоже не дает Чайковскому ни минуты философского спокойствия: валторнист играет свое знаменитое соло словно на поводке, а вторжение темы фатума становится лишь одним из тектонических сдвигов. Никакого успокоения нет и в вальсе: это бальная сцена с персонажами, наполненная живым волнением; перед глазами встает театр. Оправдать концовку с приклеенным к вальсу лейтмотивом удавалось мало кому из дирижеров: у Гергиева она звучит как проход фатума с войском за театральными кулисами. Начало финала симфонии предстает картиной из вагнеровской оперы -- с маршем и рыцарями, трубами и знаменами; потом все, люди и рок, соединяются в стремительном марше (впрочем, пары фраз у валторны и кларнета мне жаль -- они куда-то спрятались).

На Philips не прогадали, решив выпустить "живую" запись своего эксклюзивного артиста. Шероховатости, которые можно пересчитать по пальцам, искупаются ошеломляющим напором исполнения. С последним аккордом из зала раздаются вопли, свидетельствующие о том, что искушенная публика зальцбургского Фестшпильхауза впала в состояние первобытного экстаза.

Кантор-домосед стал пилигримом

И.С. Бах. Кантаты: "Actus tragicus", траурная музыка BWV 106; Мотет BWV 118/231; Траурная ода BWV 198. Нэнси Арджента, Майкл Чанс, Энтони Ролф Джонсон, Штефен Варко. "Монтеверди-хор". Ансамбль "Английские барочные солисты". Дирижер Джон Элиот Гардинер. Deutsche Grammophon 463 581--2.

Этот диск -- из серии, которую выпускает Archiv Produktion (подразделение DG, специализирующееся на старой музыке) к 250-летию смерти Баха. В течение всего печально-юбилейного года Джон Элиот Гардинер со своими музыкантами колесит по Европе, исполняя баховские кантаты в церквах, причем в точности в те дни церковного календаря, для которых они были предназначены. Серия "Bach Cantata Pilgrimage" включает 12 дисков с избранными кантатами, записанными еще 10 лет назад. Выбор и компоновка кантат тщательно продуманы: например, данный диск объединен траурной темой. Бах жил со смертью рука об руку: много раз посещавшая большую семью Баха, она была и обыденным поводом для его трудов. Сочинявший по долгу службы или на заказ траурные кантаты, Бах скорбен, но не трагичен, покорен высшей воле, но не слеп; он непрерывно размышляет и изобретает, создавая несхожие тексты, опираясь то на стихи из Библии, то на лютеранскую поэзию, прошивая музыку теологическим кодом и насыщая интимным чувством. Гардинер не склонен к крайностям аутентизма: его оркестр играет в ярко выраженной барочной манере (звучанию скрипок, флейт и труб можно дивиться), хор же поет вполне современным образом, а среди певцов есть и контртенор (неземной Майкл Чанс), и женское сопрано (чистая и полетная Нэнси Арджента). Запись легка, серьезна и достойна баховской музыки.

Дорогостоящая улыбка матери

М. Равель. "Дитя и волшебство", опера. (Там же: "Моя матушка гусыня", балет.) Памела Хелен Стефен, Элизабет Фютраль, Марк Такер, Анне Мари Оуэнс и др. солисты. Лондонский симфонический оркестр. Дирижер Андре Превен. Deutsche Grammophon 457 589--2.

"Не хочу учить уроки, хочу гулять, есть сладости и таскать кошку за хвост", -- поет герой. Спровадив мать, он остается в обществе поющих кресел, кушеток, часов, посуды, огня, сказочных персонажей, белок, деревьев, лягушек, стрекоз, соловьев и поющих цифр. Опера Равеля -- трогательная сказка про счастье не столько детства, сколько материнства. В ней море выдумки -- изощренная инструментовка, джазовые ритмы, танго, всякая американщина-китайщина, переклички с Сен-Сансом и Иоганном Штраусом.

Искусство безупречных манер, небольшой глубины и отличного качества дается дорого и дорого стоит. Диск, оформленный в диснеевском стиле, -- сам по себе произведение; в буклете есть и либретто на трех языках, и фотографии интернациональной команды улыбчивых молодых певцов, спевших по нескольку маленьких ролей (среди них мелькает маститый Роберт Ллойд в партии Дерева). Превосходный оркестр тоже не французский, а лондонский. Дирижер Андре Превен (второй Бернстайн, он известен как дирижер серьезной и сочинитель легкой музыки) сделал очень элегантную работу.