Известия / Понедельник 28 февраля 2000

Кто знает оперу "Тоска", помнит, что в финале героиня, не желая даться в руки полиции, бросается с крепостной стены. Недавно, когда "Тоску" показывали на сцене Цюрихского оперного театра, случилась небольшая неожиданность. Дело в том, что художник спектакля, махнув рукой на требования реализма, заполнил всю сцену оргстеклом, не оставив героине ни малейшего лаза, в который можно было кинуться. Тогда режиссер, крепко подумав, решил, что Тоска не будет никуда бросаться, а застрелится. Организовано было так: полицейский Сполетта с криком "Ах, Тоска! Дорого же ты заплатишь за жизнь Скарпиа!" подлетает к Тоске и наставляет на неее "ствол". Тоска же, не растерявшись, выхватывает у него пистолет и оборачивает в его сторону, а, отогнав, стреляется сама. Однако случилось так, что пистолет в руках Тоски раньше времени выстрелил в Сполетту. Актеру ничего не оставалось, как упасть убитым. Тоска, израсходовав патрон, стала срочно думать, куда же ей все-таки броситься -- может быть, в оркестровую яму? Но у пиротехника за кулисами был еще один патрон -- испугавшись воплей режиссера, ведущего спектакль, бедолага пальнул второй раз. И Тоска благополучно застрелилась. Дирижер Нелло Санти, придя на сцену для поклонов, был в прекрасном настроении: "Надо же! Всю жизнь дирижирую "Тоску" и к финалу у меня четыре трупа. А сегодня -- пять!".

Историю эту описал мне в письме читатель из Цюриха, прибавив к ней мораль: "Вот так и делается история оперного искусства! А не так, как у..." -- и далее в его письме следовали выпады в адрес нескольких признанных мастеров российского оперного театра.

Другой корреспондент прислал мне письмо из Красноярска. Он пишет: "По-моему, Вы незаслуженно забыли Евгения Колобова. Может, я и неправ, так как живу в глубокой провинции, но благодаря ему наш город может знакомиться (хотя бы раз в год) с музыкой мирового уровня".

Вот так: для цюрихского корреспондента московский маэстро (речь в данном случае не о нем) -- мальчик для битья, для красноярского -- свет в окошке. Казалось бы, остается вздохнуть: что ж, такова жизнь. Между тем история оперного искусства подобным образом могла бы получить свое развитие и в Красноярске: описанная сцена напоминает как раз провинциальные оперные байки -- вроде той, согласно которой коллеги по труппе поставили Тоске за крепостной стеной батут и злорадно наслаждались, как капризная прима летала вверх- вниз под трагический минор оркестра.

Конечно, мировой уровень, который требует красноярский слушатель, -- вещь необходимая. Но, во-первых, это не то, что автоматически обретается, когда переедешь Чоп или приземлишься в аэропорту Шарля де Голля. В Германии, Швейцарии или Америке полно оркестров и оперных трупп, работающих далеко не на мировом уровне. Во-вторых, когда мировой уровень уже есть, к нему фантастически быстро привыкаешь. Стоит 3--4 раза сходить в Нью-Йорке на концерты тамошнего филармонического оркестра, и уже начинаешь желать чего-то большего. И если Венские филармоники в Зальцбурге сыграют просто добротно и по палочке -- чувствуешь себя оскорбленным. А уж если тенор в "Гранд-опера" давится, а примадонна в "Метрополитен-опера" фальшивит, так хочется просто бить стекла в кассе.

Мы ждем мирового уровня от оркестров Федосеева и Светланова. Но что начнется, если они на него выйдут? Если бы концерт Клаудио Аббадо в Москве был просто концертом мирового уровня, мы ушли бы как оплеванные. С красноярским слушателем вместе.

Конечно, когда строй оркестра грязен -- пиши пропало. Но бывает так, что на студенческом спектакле в советском клубе челюсть отвисает от восторга, а в Карнеги-холл -- от зевоты. Чудо искусство совершается тогда, когда происходит нечто, превышающее культуру, стандарты и расчет. Когда становится, к примеру, трупом больше.

Поставить вдохновение на поток еще не удавалось никому -- даже Жерару Мортье. Десять лет он бился, стремясь оборудовать Зальцбургский фестиваль лучшими механизмами для производства чуда: отборными творцами нот и концепций, объединяющим духом космополитизма. И ведь часто искра высекалась. А когда нет -- обломки неудавшегося дерзкого замысла мешали мирному обывательскому сну. Если бы Мортье не ушел сейчас, то ушел бы, как и предполагал, через год, без всякого Хайдера. А в Зальцбурге останутся и другие приманки для туристов. Шоколадные конфеты с портретиком Моцарта -- продукция мирового уровня.