Известия / Вторник 03 августа 1999

Уже более века Байрейтский вагнеровский фестиваль остается живой легендой германской культуры. В повестке этого года -- "Лоэнгрин", "Парсифаль", "Мейстерзингеры", "Летучий голландец", "Тристан и Изольда". За пультом -- Даниэль Баренбойм, Джузеппе Синополи, Антонио Паппано, Петер Шнайдер. На сцене -- Вальтрауд Майер, Черил Стьюдер, Виолета Урмана, Ханс Зотин, Джон Томлинсон, Зигфрид Ерузалем. С тех пор как в 70-е годы прошлого столетия Рихард Вагнер, пользовавшийся покровительством короля Людвига Баварского, возвел в Байрейте здание, всецело отвечающее его идеалам совокупного произведения искусства, паломничество в маленький баварский городок стало ежегодным ритуалом, который весь мир отправляет во славу германского духа. Самое удивительное, что по сей день руководит фестивалем Вагнер -- 79-летний Вольфганг Вагнер, внук великого композитора.

За время своего правления (а он держит руль фестиваля с 1951 года, заменив своего брата Виланда после его смерти) Вольфгангу Вагнеру удалось сделать Байрейт ежегодной супервыставкой вагнеровских исполнителей экстракласса, систематически привлекать лучших дирижеров. Избранный наследник крови и осознанный хранитель культа, Вагнер-внук проявил себя как тонкий политик, талантливый менеджер и, увы, бездарный режиссер. Последние годы Вольфганг Вагнер стал излюбленной мишенью критики, обвиняющей его в постановочном скудоумии и художественной несовременности принципов руководства. Критикам вторят Вагнеры -- на этот раз правнуки гения.

Нике Вагнер, племянница Вольфганга, руководствуется вполне амбициозными мотивами -- она открыто заявляет, что намерена занять пост, с которым должен расстаться ее дядя. Однако у нее есть конкуренты -- например, Гудрун Вагнер, вторая жена Вольфганга, бывшая его секретарша, 20 лет проработавшая в фестивальном бюро. Критики заранее холодеют от ужаса.

Но если конфликт Вольфганга и Нике отчасти напоминает родственную тяжбу, то линия поведения другого правнука гораздо более идейно-радикальна. Готфрид Вагнер, родной сын самого Вольфганга, стыдится не только своего отца: большую часть своей сознательной жизни он посвятил тому, чтобы разъяснить миру, каким чудовищем был его великий прадед. Книга Готфрида "Сумерки Вагнеров", название которой красноречиво отсылает к "Сумеркам богов", посвящена злой роли, которую сыграл его род в истории века. В книге приводятся документы, подтверждающие антисемитские настроения Вагнера; главная же вина лежит на самой его творческой поэтике. Наивно и преступно, считает Готфрид, разводить Вагнера-идеолога и Вагнера-художника -- он как раз стремился к обратному: гипнотизировать слушателя всеми средствами и в конечном счете изменить мир своим искусством.

Кто станет спорить: конечно, вагнеровская мифология, его герои и героини, сам дух его музыки немало послужили формированию идеологии и эстетики Третьего рейха. Однако в том, что под Траурный марш из "Сумерек богов" хоронили гитлеровских обер-лейтенантов, Рихард Вагнер юридически виновен не был. Дело поправили его потомки: в годы нацизма фестиваль процветал благодаря сотрудничеству семьи с властями. Внучка Вагнера Винифрид была с фюрером в близкой дружбе -- Гитлер тетешкал ее сыновей, в том числе и Вольфганга; уже после краха Рейха Винифрид регулярно приглашала на фестиваль своих подруг -- вдов покойных генералов.

К 80-м годам умение отбиваться от родственников и критиков уже стало частью профессии Вольфганга Вагнера. Он оказался виноват со всех сторон -- как рутинер-постановщик (это, правда, не мешает зрителям со всех концов земли ломиться в Байрейт за билетами по 300 марок), как косный руководитель (именно при нем, впрочем, Патрис Шеро и Пьер Булез сделали в Байрейте первую новаторскую постановку "Кольца нибелунгов", переломившую вагнеровскую практику в мире), как скрытый антисемит (регулярные приглашения на фестиваль выдающихся музыкантов-евреев кажутся оппонентам лишь ловкой игрой), как сторонник культа Рихарда Вагнера, а не дискуссии о нем. Очевидно, "сумерки Вагнеров" не за горами: сам Вольфганг уже обмолвился об уходе, и фестивальный комитет, в который входят официальные лица Баварии скорее всего сойдется на стороннем интенданте с новой концепцией, учитывающей интересы туризма и прогресса. В любом случае фамильная история Байрейта заслуживает внимания хотя бы потому, что разворачивалась она словно помимо послевоенной истории Германии. Не пожелав присоединиться к покаянию нации, не изведав сломов, Байрейт не потонул, как град Китеж, а остался храмом, в котором искусство будущего стало искусством настоящего.