Театральная критикаВозвращение нелюбимого дитятиОпера Чайковского "Опричник" в Большом театреИзвестия / Среда 17 февраля 1999 В этом сезоне Большой театр сильно отстает по части оперных премьер от своих младших коллег -- "Новой оперы" и театра "Геликон", исправно выпускающих новые постановки. В планах Большого значились "Отелло" и "Кармен", но планам не суждено было сбыться. А на замену явилась опера Чайковского "Опричник", не шедшая на этой сцене с 1904 года. В обстоятельствах случая есть своя полезная сторона -- вместо популярных творений мы обрели забытый опус, чему можно по справедливости радоваться.
"Опричник" (1874) -- третья по счету опера Чайковского; партитуры первых двух были самим автором мазохистски уничтожены; к "Опричнику" он до конца дней тоже питал неприязненные чувства, которых мы разделять ни в коем случае не обязаны -- опера замечательная, и за один ее выбор стоит сказать спасибо ветерану Большого Марку Эрмлеру, извлекшему поучительный раритет из собственного исполнительского архива: в 1992-м он дирижировал "Опричником" на Эдинбургском фестивале.
В четырех актах этой историко-лирической драмы (сюжет взят из пьесы Лажечникова) лежит ценный и впоследствии распавшийся сплав -- с одной стороны, здесь являет себя большая романтическая опера (за иные хоровые и драматические построения нужно благодарить Мейербера и Верди), с другой -- прекрасное русское народничество (бытовые сцены в фольклорном духе), с третьей -- и это самое интересное -- собственно Чайковский, каким он стал в поздних шедеврах. Зная их, можно расслышать, что "Опричник" ведет прямо к "Пиковой даме" -- в нем есть и главные ее внутренние положения, и их музыкальная поддержка.
Не догадываясь еще о возможностях пушкинского сюжета, Чайковский уже создает героя "Пиковой" в чертах некоего злополучного молодца времен Ивана Грозного. Как и Герман, боярский сын Андрей любит просватанную другому невесту, при этом обременяя свои поступки двойной мотивацией (пусть месть за отца -- не такая сильная штука, как желание узнать три карты), и готов заложить душу (в системе народных и боярских ценностей -- стать опричником) за свою двойную цель. По типу голоса и вокальным формам партия Андрея вплотную подходит к Герману, а там, где речь идет о клятвах, отречениях, страшных силах и пагубе блаженства, оркестр подает нам почти готовую музыку "трех карт" из оперы, созданной 15 лет спустя. Есть в "Опричнике" и другие прямые репетиции "Пиковой" -- квартет дурных предчувствий из третьего (в расфасовке Большого театра он стал вторым) акта пробивается к знаменитому квинтету "Мне страшно" из "Пиковой", дуэт "Ах, скорей бы конец пированью" написан как рецепт дуэту "О да, миновали страданья", а героиня Наталья то и дело обнаруживает себя как форменная Лиза. К слову, все это лишний раз свидетельствует о том, что оперный композитор заранее знает свою истинную тему и лишь потом, если повезет, находит литературный первоисточник, годный для ее выявления, -- поэтому все попытки трактовщиков отредактировать ту или иную оперу в пользу автора ее сюжета (в случае с Чайковским -- обратная пушкинизация трех из его опер) несут качество заведомо добавочной отсебятины -- и тут не исключение даже Мейерхольд.
Проигрывание коллизий "Пиковой дамы" на пробном историческом материале "Опричника" так же впрямую избегает фаустианской темы и так же без нее непредставимо; и здесь уже впору иметь ухо XX века, чтобы расслышать маленького дьявола в партии юного опричника Федора Басманова, по старинке порученной певице-травести. Обольщая героя прелестями опричнины, Басманов доводит его до злого предела, а затем сам терпит поражение от конкурирующего дьявола -- шикарного злодея-баритона князя Вязьминского (роль, прославленная Шаляпиным).
Все эти волнующие аспекты оказались воплощены в постановке Большого театра, хотя и в эмбриональном, недопроявленном виде, -- по всем статьям это типичный спектакль Большого, где правят бал широта сцены, глубина декораций и величественная акустика. Постановке не повезло изначально -- режиссер Ирина Молостова не смогла закончить работу (в дни премьерных спектаклей пришло известие о ее смерти), дело довел до конца Николай Кузнецов; впрочем, яркого авторского почерка в спектакле нет -- есть грамотная разводка солистов, панорамы боярских хором, сентиментальные народные толпы и черная сила опричнины неизбежно эйзенштейновского происхождения. Есть вещи туманные: например, мать героя боярыня Морозова, видимо, путает себя с позднейшей суриковской героиней и темпераментно воздымает два перста в ту пору, когда посягательств на двуперстное крещение еще никто не обнаруживал. Сценография хороша в цветовой (в меру условные костюмы Ирины Акимовой) и архитектурной части (декорации Юрия Устинова); в то же время живописная часть откровенно неряшлива и бьет мимо темы, изображая сюжеты "жития святых", коих в опере как-то не находится.
Что же касается музыкального исполнения, то стоит вспомнить самого Чайковского, писавшего сто с лишним лет назад, что "Опричник" в Большом "исполняется самым срамовским и компрометирующим" образом. Неведомо, сохранились ли критерии, но ныне солисты демонстрируют одно качество -- зычное, громкое пение, слышимое во всех уголках зала. Лучшая в ансамбле по роли и вокалу -- Марина Шутова в образе восторженного чертика Басманова. Вячеслав Почапский точен, но для гнусного Жемчужного князя слишком положителен и добр. Николай Васильев (главный герой Андрей) имеет тенор привлекательной баритоновой окраски, но не ладит с долгой кантиленой и боится (совершенно напрасно, они у него есть) высоких нот. Елена Зеленская (Наталья) показывает широкий диапазон средством жестковато-носоватого тембра. Ольга Терюшнова (Морозова) и Владимир Верестников (Вязьминский) грубы до карикатурности.
Хор Станислава Лыкова звучен и чист; оркестр в меру отлажен, а дерево так и просто радует. И все же музыкальное целое напоминает невыглаженную рубашку: опытнейший Марк Эрмлер словно понимает, что его культура и чувство стиля в нынешнем Большом -- вещи излишние и неприменимые, а потому с лермонтовской печалью отпускает на волю волн необходимую дисциплину координации сил. В подробности зрелища в Большом лучше не всматриваться, в тонкости исполнения -- не вслушиваться. Достаточно радоваться тому, что за ними спрятался нервный, недовольный и незнакомый Чайковский.
Подпись:
Хоровые сцены -- лучшая сторона спектакля "Опричник"
------------------------------------------------------------------------ |