КоммерсантЪ / Суббота 22 февраля 1997

Первоначально Восьмая планировалась на 6 января, когда Государственный академический симфонический оркестр России отмечал в Большом зале свое 60-летие. Но заболел тенор (такова "официальная причина"), и вместо монументальной Восьмой Светланов дивно продирижировал более скромной по размаху Первой симфонией, добавив, правда, к ней нагрузку в виде Первого концерта Чайковского. Но наконец долгожданное исполнение состоялось -- им Светланов обозначил не только юбилей, но и окончание работы над полным циклом малеровских симфоний. Основой цикла были не концерты (как у Павла Когана, чья Восьмая еще предстоит), а записи -- русского Малера выпускает французская фирма Le chant du monde. Большинство диско

в уже на рынке (дистрибуция охватывает 63 страны, исключая Россию) и вызывают самые разные отзывы -- от десятибалльных восторгов до просьб не появляться в калашном ряду в неподобающем виде; последнее особенно практикуется в Голландии или Англии, где на традиции исполнения Малера третий мир пока не покушался.

На московскую сцену Светланов выносил симфонии после записей: если сравнить, скажем, Первую, Вторую и Четвертую, то особое совершенство исполнения отличало последнюю, где состав оркестра невелик, а по малеровским меркам граничит с камерным. Восьмая же, напротив, -- едва ли не самое густонаселенное сочинение во всей истории музыки. И если даже считать приросший к ней эпитет "симфония тысячи участников" не более чем ловкой фразой импресарио, масштабы ее вполне характеризуют слова самого композитора: "Представьте себе, что вселенная начинает звучать и звенеть. Поют уже не человеческие голоса, а кружащиеся солнца и планеты".

Написанная в 1906 году, Восьмая -- вся экстаз и радость. Затем последовало изгнание из Вены, болезнь, трагические партитуры "ухода" и -- за год до смерти -- триумфальная премьера Восьмой на Мюнхенской выставке 1910 года. Полуторачасовое полотно содержит всего две части: первая -- католический гимн "Veni, creator spiritus", торжественный, подавляющий и, правду говоря, весьма натужно написанный; его мужественной деятельности отвечает вторая часть -- апофеоз любви и вечной женственности, полупоэма-полуопера, написанная на текст заключительной сцены второй части "Фауста" Гете. При всей гигантомании, обязанной будто бы Девятой симфонии Бетховена, творение Малера по сути антибетховенское -- в нем нет становления гармонии, есть лишь раздвинутый миг, дление достигнутого блаженства. Суперсостав симфонии призван служить не только мощи звучания (пара колонок на дискотеке лупит громче), но и немыслимым пиано. Пряная, наполненная звучность светлановского оркестра не раз расцветала сольной скрипкой, нежными ансамблями деревянных (марш четырех флейт!), утробным голосом органа и воздушным звоном челесты.

Успех обязан подготовке: целых 15 репетиций всю флотилию разводил молодой дирижер Александр Ведерников; он же придумал и рассадку. Сам Светланов, не сразу поверивший в реальность проекта, принял дело, как и подобает мастеру, на 3/4 готовым, чтобы внести в него дыхание своего таланта. В августе Восьмая была записана, теперь явилась к живому слушателю. Кто слышал Малера у Светланова, помнит, как виртуозно ему удавалось пропускать через славянскую цельность своего мироощущения рефлективные сюжеты европейского художника, который был, по его собственным словам, "трижды лишен родины: как чех среди австрийцев, как австриец -- среди немцев и как еврей -- во всем мире". Всечеловеческая Восьмая, где личность растворена в мировой гармонии, более прямо, чем другие симфонии, отвечает укладу светлановского искусства -- кажется, будто именно под лучами его эпического взора в финале прорастает таинственный хорал со словами о "вечно женственном".

Свою победу Светланов по праву разделил с Виктором Поповым. Говорят, что еще никогда в мире Восьмая не исполнялась одним хором. У нас -- точно; когда в 1989 году симфонию ставил Дмитрий Китаенко, хор был сборным. Виктор Попов, прославленный 64-летний хормейстер, вывел на подмостки Большого зала целую личную хоровую империю -- это были проникнутые духом Швамбрании или Республики ШКИД мальчики из Академии хорового искусства (бывшего училища Свешникова), студенты-старшекурсники, мощные мужи-выпускники -- а плюс к ним Большой детский хор радио и телевидения. Почерк Попова соединил четыре собственных хора, каждый из которых имеет славную советскую и постсоветскую биографию (от "Родина слышит" до богослужебных песнопений), в единый коллектив. Раньше, пусть не в таком объеме сил, сводный хор Попова пел "Всенощную" Рахманинова и "Литургию" Чайковского. Теперь же, слившись с матерым Госоркестром СССР, пионеры пели во славу латинского животворящего духа и всеохватного блаженства Гете.

Дело было бы почти прекрасно, если бы не солисты. К примеру, тенор Алексей Мартынов (к слову, певец, обладающий широчайшим репертуаром, в том числе и современной музыки), чья злополучная болезнь послужила причиной отмены Восьмой в январе: голосу чуть, мастерства больше, культуры еще больше -- но и тому, и другому, и третьему далеко до ста процентов. Так же и с остальными: пестрый ансамбль неровных качающихся голосов. Несомненно, певцы были тоже охвачены энтузиазмом и сделали что могли, но... как Светланов отважился поменять развалившийся телевизионный хор Ермаковой на розовощекую поповскую империю, так бы ему стоило предпринять и розыски певцов. Это тем более обидно, поскольку не впервые. Думая о малеровском цикле в записи, опасаюсь, что полноценное качество будут иметь только чисто оркестровые симфонии.

Свалив с плеч Малера, Госоркестр и его шеф скучать нас не оставят: 23 марта -- Девятые Шостаковича и Брукнера, 28-го -- еврейская программа, в том числе опус самого Светланова, 4 апреля -- балеты Стравинского (композитора, напрочь не звучащего в Москве). Потом -- в Японию. Но уже на 7 марта назначен концерт с главным дирижером Нью-Йоркской филармонии Куртом Мазуром, на май -- с Валерием Гергиевым. А хоры Попова в том же мае споют Девятую Бетховена с оркестром Михаила Плетнева. И маленькая тайна: если все будет хорошо, то в 1998 году Владимир Ашкенази призовет хоровые сотни под знамена "Мистерии" Скрябина. Тогда нам всем предстоит соединиться еще в одной великой и вдохновляющей утопии.