КоммерсантЪ / Среда 05 февраля 1997

Кира Верникова, Ольга Манулкина

Мстислав Ростропович отказал своим соотечественникам в праве праздновать 90-летний юбилей Шостаковича с легким сердцем: по его убеждению, эта дата должна напоминать об общем долге страны перед своим главным композитором. По прошествии юбилейного года представляется, что Ростропович отдает этот долг за многих.

В 1962 году по просьбе Ростроповича Шостакович составил план возможного авторского фестиваля -- шесть симфонических и пять камерных программ. План Шостаковича, начертанный на знамени нынешнего фестиваля, составил самую красивую и, казалось бы, безусловную часть акции, освобождая критиков от рассуждений по поводу программы. Однако выдержать совершенную чистоту опыта оказалось невозможно.

Во всех программах и буклетах фестиваля помещены факсимиле листков Шостаковича. Но вот, например, цифра 2 рядом со словами "виолончельный концерт" проставлена явно не рукой композитора. Второй виолончельный, а также Второй скрипичный концерты были написаны уже после 1962 года -- и включены в программу по желанию Ростроповича и Кремера. Это критики заметили сразу, хотя самое существенное изменение осталось не замечено -- настолько казалось естественным, что фестиваль в Петербургской филармонии открыла Седьмая симфония. Но Шостакович свою самую популярную симфонию как раз в план не включил.

Кому принадлежала идея восполнить пробел -- Юрию Темирканову или Ростроповичу, не столь уж важно. Если считать, что Седьмая была пропущена случайно, то можно усомниться в обязательности и остального набора. Под вопросом оказывается главная идея фестиваля -- беспрекословное выполнение авторского плана.

Занятные вопросы о том, как бы Шостакович составил подобный план, например, в 1972-м или, если бы дожил, в 1797-м, ведут к грустному выводу о невозможности ступить дважды в один и тот же замысел и тридцать лет спустя компенсировать несбывшееся.

На открытии фестиваля мифологическим переживаниям суждено было заслонить художественный смысл. Концерт Шостаковича оказался более концертом для Ростроповича с оркестром Петербургской филармонии, чем для виолончели с оркестром. И скорее прозвучал, чем был интерпретирован. Рассуждения о технических погрешностях и интонационных откровениях тут были бы в равной степени неуместны.

Зато "незаконное" включение Седьмой было оправдано качеством исполнения: строго дозированные эффекты темиркановской пластики отозвались эмоциональной концентрированностью и мощью. Тираническая властность и сухость симфонии, бестактно вторгающейся в сознание слушателя, редко обнажается исполнением столь откровенно.

План Шостаковича не только определял произведения, но и подразумевал их исполнителей. Слушатель 1997 года не может не ощутить рядом с Ростроповичем зияющие пустоты, которые явственно обнаружились на первом камерном концерте. Только Виктор Третьяков с его музыкантской чуткостью, не говоря уже о техническом совершенстве, мог поддержать маэстро, и Трио памяти Соллертинского подарило мгновения абсолютно цельного переживания.

Марта Аргерих, увы, не приехала, и некому было заменить того партнера Ростроповича, с которым он играл и записывал Виолончельную сонату, то есть автора. По воспоминаниям Ростроповича, Дмитрий Дмитриевич на записи нервничал, и ему никак не удавались последние аккорды: в конце концов Ростропович подыграл левую руку. Подыграть всю фортепианную партию на нынешнем концерте он не мог, а у молодого Игоря Урьяша она вышла лишь вежливо-предупредительной по отношению к виолончели и виолончелисту -- все вместе не состоялось. И уж конечно, исполнение вокального цикла "Сатиры" лишь по принципу контраста могло напомнить о Галине Вишневской.

Разумеется, из многих фестивалей Шостаковича, проводимых Мстиславом Ростроповичем по всему миру, именно петербургский было весьма логично подчинить плану автора. Ростропович отдает долги прошлому, осуществляя несбывшиеся планы, и мера признательности ему огромна. В особенности признательности слушателей, обладающих драгоценным запасом воспоминаний, -- тех современников композитора, которые были в свое время лишены этого фестиваля. Однако они же помнят эталонные исполнения произведений Шостаковича Мравинским, Вишневской, самим автором. И несопоставимость впечатлений способна омрачить восстановленную было связь времен. Слушатели же, этим богатством по возрасту обделенные, настоятельно нуждаются не только в символике, но и в реальных художественных переживаниях.