КоммерсантЪ / Суббота 25 мая 1996

Ольга Манулкина, Михаил Мищенко

До 1993 года оркестр завоевывал известность под именем Симфонического оркестра берлинского радио. В этом году он отмечает свое пятидесятилетие. В разные годы им руководили Ференц Фриске, Лорин Маазель и Рикардо Шайи.

Будем надеяться, что впечатление музыкантов от зала Санкт-Петербургской филармонии, об акустике которого столь восторженно говорил Шолти, не будет омрачено не свойственным для этого зала энтузиазмом публики в перерывах между частями симфоний Мендельсона и Бетховена: без аплодисментов обошлось только скерцо "Героической". В первом отделении в этом было повинно отсутствие программок. Начав аплодировать после увертюры Мендельсона "Гебриды", аудитория имела достаточно оснований продолжать в том же духе и в его "Итальянской симфонии". К тому же быстрые части в исполнении оркестра действительно претендовали на звание самостоятельных концертных номеров. Во втором отделении программки появились, никакая увертюра не перебегала дорогу Третьей симфонии Бетховена, однако траурный марш (первая часть), равно как и "орлиное Allegro" (вторая), были вознаграждены по отдельности.

Немецкий симфонический оркестр подтвердил свою высокую репутацию. Об этом свидетельствует хотя бы его дивное rubato (в старом значении: то есть свободное временное соотношение внутри вертикали). Оркестр также отлично слушается своего дирижера, отзываясь на его темперамент и выполняя все требуемое; они замечательно друг другу подходят. В отличие от дирижировавшего наизусть Клаудио Аббадо на первомайском концерте, дирижирующий наизусть Ашкенази всю музыку проживает предельно интенсивно. В этом, однако, есть и плюсы, и минусы. Исполнение Ашкенази выразительно в каждой точке: любой отдельно взятый момент впечатляет сам по себе. Но как раз поэтому целое здесь воспринимается трудно: неизвестно, что именно нужно слушать и что к чему ведет. Первая часть "Итальянской" была показательна отсутствием рельефа -- спадов и подъемов: взрыв в каждом такте, слушатель ощущает себя сидящим на вулкане, уставая от "монотонии высокого напряжения". Устремленный вперед Ашкенази увлечен началами мотивов, импульсами, не имея времени заниматься завершениями, переходами и связками.

Импульсивность дирижера временами граничит с небрежностью и не дает возможности все тщательно прослушать, а его жестикуляция должна внушить мысль о том, что непрерывное тактирование действительно есть признак подлинно музыкального исполнения (на самом деле -- идея сравнительно недавняя, не ранее середины XIX века). Вероятно, Ашкенази показалась бы ущербной дирижерская манера эпохи Мендельсона: автору "Итальянской" случалось делать во время исполнения передышку в тактировании, комментирую ее фразой: "Сейчас это хорошо идет и без меня".

Там, где были отмечены недостатки, однако, можно увидеть и достоинства и считать вышеперечисленные черты существенными свойствами исполнительского замысла. Немецкий симфонический оркестр и его главный дирижер продемонстрировали живое музицирование в стремительных темпах, главным достоинством которых была скорость как таковая. Это была крайняя противоположность академичной игре. Искусство же располагается между крайностями.