КоммерсантЪ / Суббота 18 ноября 1995

Вернувшись из большого летнего турне, удивившего европейскую публику раритетными "Манфредом" Чайковского и "Прометеем" Скрябина (Ъ писал об успехе этой программы в Берлине), коллектив Михаила Плетнева дал несколько концертов в Москве и подошел к дню рождения, не снижая обычного рабочего темпа. "Наш стаж еще не так велик, -- сказал Плетнев, -- и мы не станем делать специальных торжественных программ, а покажем то, что находится в процессе". Сейчас РНО, первый из российских оркестров получивший эксклюзивный контракт с компанией Deutsche Grammophon, записывает все симфонии Чайковского -- уже закончена работа над Третьей, Четвертой и Пятой. До этого на Virgin Classics вышла Шестая, о которой журнал Classic CD написал, что "у нее нет и, возможно, никогда не будет серьезных конкурентов". В прошедшем концерте прозвучали Первая (впервые исполненная оркестром месяц назад в Тольятти и Самаре) и Вторая, не игранная до этого ни разу.

Чайковский был и остается для Михаила Плетнева первым композитором (в последнее время вторым стал, и с немалыми проблемами, Скрябин). Может показаться, что это предпочтение вполне гармонировало с сермяжно-официальным представлением о классике и с комсомольским обликом талантливого победителя конкурса имени Чайковского. Но Плетнев придумал и сформировал совсем другого Чайковского -- насквозь искусственного, ослепительно холодного и яростно одинокого в своем неподражаемом совершенстве.

Плетнев проводит свой оркестр сквозь математику ритмов, добиваясь кристальной ясности полифонических хитросплетений, размеряя и рассчитывая, как опытный автогонщик, динамику переходных разделов и с геометрической логичностью выстраивая темповые кривые блестящих кульминаций. Ни в коем случае нельзя сказать, что лирические темы звучат у него не певуче, а танцевальные -- аморфно. Но ничто не напоминает в Allegro Первой симфонии чистосердечную снежную поземку, и мало кто сможет искренне расхохотаться на совсем не дураковатую песенку про журавля в финале Второй. Красота анатомического анализа, идеально воплощенная искусством Михаила Плетнева, не содержит в себе зерна культуры. Последовательность его эстетики обнаруживает почти агрессивное желание игнорировать то, что нельзя приобрести трудом и упорством -- породистость, иначе говоря -- традицию в ее естественном и органичном осуществлении.

Проблема состоит в том, что Плетнев строит свой репертуар именно на корневой русской классике. Но в творчестве Чайковского ему удалось ухватить то измерение, которое до него считали противоречием между плаксивостью и ремесленностью. У Плетнева кажущееся противоречие стало главной темой -- темой сверхчеловеческой природы совершенства.

В игре плетневского оркестра слышна радость отчаяния -- та, которую можно испытать в вечном движении в пространствах, лишенных гуманистического пейзажа. Класс оркестра высок, хотя порой (в быстрых фигурациях) группы все же едва заметно запаздывают, повествуя о неискоренимой спешке и ничтожном количестве репетиций (прежде всего -- в 1-й части Второй симфонии). Подобным вечным движением наполнена и внешняя жизнь коллектива, не знающего прелестей худо-бедно отлаженного стиля жизни филармонического коллектива.

Российский национальный оркестр, работающий без государственной поддержки и постоянно осваивающий новые причудливые комбинации спонсоров, -- "первый русский независимый оркестр с 1917 года". Эта фраза неизменно встречается у западных рецензентов, с удовлетворением отмечающих и тот факт, что руководству коллектива удается, выплачивая музыкантам по $10 тыс. в год (на деле сумма сильно завышена), удерживать классных русских музыкантов от массовой миграции на рабочие места в западных оркестрах.

На бис РНО, аттестованный миром как "воплощение становящейся на ноги демократической России", исполнил халтуру, сделанную Чайковским явно с ненавистью, -- Славянский марш. Этот номер с цитатой гимна "Боже, царя..." РНО играет повсюду -- и в этот раз он прозвучал вовсе не потому, что на концерте присутствовал некто, называемый Его Величеством. После концерта маэстро посчитал долгом не дожидаться визита этого господина в артистическую, а сам посетил его ложу. Будем надеяться, что еще до тех пор пока потенциальный государь воплотит свои планы по спасению нашего отечества в жизнь, оркестр Михаила Плетнева успеет осуществить свои -- построить во внутреннем дворике Третьяковки на Крымском валу концертный зал, организовать камерный цикл в Лаврушинском (чем перебить ветшающие "Декабрьские вечера"), сыграть турне по России, дать концерт на открытии Олимпийских игр в Атланте и записать, к общему благу, всего оркестрового Чайковского.