КоммерсантЪ / Вторник 05 декабря 1995

Критика любит Шивон Дейвис, что для Англии значит много, почти все: успех, признание, чины и награды. О ней отзываются в превосходных степенях: "Если бы мы, как японцы, признавали артистов в качестве живых национальных сокровищ, Шивон Дейвис, несомненно, удостоилась бы чести носить этот титул". Ее работы заранее ограждаются словесными барьерами: "Все, что от вас требуется, -- это смотреть, слушать и изумляться".

Если бы на гастроли привезли только "Дикие переводы", впору было бы изумиться загадочной душе английской критики. Но в последний момент программа гастролей была изменена, и появилось (вместо балета "Стекло, разлетевшееся вдребезги") недавно увидевшее свет "Искусство прикосновения".

Кажется, что эти два балета, представленные в один вечер, но созданные с промежутком в год, разделяет целая жизнь: первый поставлен прилежным учеником, второй -- сформировавшимся мастером. Один кажется невнятным переложением общих мест хореографии modern dance, другой -- действительно искусством, и не только прикосновения.

Объединяет их присущая Дейвис музыкальность. Ее "Дикие переводы" струнных произведений южноафриканского композитора Кевина Воланса на редкость точны: минимализм в жестах, разреженная пластика, растительная жизнь движений. Ее обращение с клавесином Доменико Скарлатти почти дерзко: никакой напудренности и жеманности стилизованного барокко. Скорость, страсть, энергия, бешеный темп.

Впрочем, атмосфера "Диких переводов" создается не хореографией и музыкой, а сценографией и мягко входящими в инструментальную ткань реальными звуками жарко-тягучей африканской жизни. Медленно и как бы нехотя проворачивающийся под колосниками огромный пропеллер, одновременно являющийся светоустановкой, так же вкрадчиво изменяет настроение, как стрекот цикад и словно издали доносящиеся голоса чужой жизни насыщают холодноватую, по рецептам Кейджа сделанную музыку.

Расхожий набор обязательных для модерн-балетов бесконечных пробежек босоногих танцовщиков прямо, диагонально и по окружности выглядит в "Диких переводах" ненужной данью застывшей хореографической моде. Как и характерная для современного европейского балета умозрительность ("идея общины и индивидуума, который иногда преступает ее границы"), поданная без изобретательности, например, Иржи Килиана или истовости, скажем, Пины Бауш. Размытость, невыговариваемость смысла, обычно трактуемая как бессюжетность, в случае "Диких переводов" оборачивается его отсутствием.

На встрече со зрителями, организованной после первого выступления, Дейвис заметила, что более всего ее волнуют "части конечностей, приближенные к телу". В "Диких переводах" практически нет движения кистей или стопы, что заставляет думать о бесконечных ограничениях модерн-дэнса в отличие от безграничных возможностей языка классического балета. Во всяком случае эта хореография явно демонстрирует, почему в биографии европейских балетмейстеров так часто повторяется тема позднего занятия танцами: ничего, кроме новых форм, уже не остается.

Однако все сказанное не имеет отношения к "Искусству прикосновения". Аскетизм его декораций -- жесткие ряды кулис и световой задник, из которого как из небытия возникают танцовщики, -- не выглядит устойчивой негативной реакцией на роскошь классического балета. Напротив, он кажется единственно возможным для дробных пассажей, сухих аккордов музыки Доменико Скарлатти и современного композитора Маттео Фарджиона. Танец развивается в диком темпе, свойственном балетам Килиана, а воспаленная музыкой страсть оказывается изобретательной в многообразии жестов, поддержек, комбинаций. Жестко организованная группа из семи танцовщиков выбрасывает из себя дуэты, соло или трио с терпким привкусом однополых притяжений. Женщины брутальны, как в постановках Пины Бауш, мужчины мягки и податливы.

Постановка Шивон Дейвис заставляет забыть о пресловутой английской сдержанности и культуре одиночества. Зато заставляет вспомнить о страстях шекспировской драмы или фильмах Кена Рассела. И уж во всяком случае объясняет тот неистовый восторг, в которым зашлась лондонская критика.