КоммерсантЪ / Суббота 14 сентября 1996

Илья Аврасин, Петр Поспелов

Цикл "Дирижеры разных поколений" возник по инициативе руководителя Большого симфонического оркестра Владимира Федосеева. В 70-е годы, когда Федосеев переквалифицировался из народника в симфониста, Ленинград в лице Евгения Мравинского подарил ему возможность приобрести необходимую практику. Теперь Федосеев больше занят в Вене, а свой московский оркестр готов предоставлять коллегам, одновременно возвращая долг благодарности им и истории.

Московский цикл в студии радио открыл земляк и ровесник Мравинского -- Илья Александрович Мусин. Меломану-неофиту это имя может быть известно по написанным им книгам -- "Техника дирижирования", "О воспитании дирижера" и недавно вышедшим мемуарам "Уроки жизни". Мало кто имел бы большее право озаглавить свою книгу таким образом. Илья Мусин родился в 1903 году. Воспитанник ленинградской школы, он был учеником Николая Малько и Александра Гаука; с 1934 года стал дирижировать в филармонии, будучи ассистентом Фрица Штидри. Позже он стал главным дирижером Белорусской филармонии; в 1941 году ему пришлось с женой и маленьким сыном пешком уходить из подвергавшегося бомбежке Минска. Позднее Мусин оказался в Ташкенте, где 22 июня 1942 года продирижировал Седьмой симфонией Шостаковича -- это исполнение было вторым после куйбышевской премьеры с Самуилом Самосудом.

В Ленинградской консерватории Илья Мусин начал преподавать еще в 1932 году; теперь за его плечами шестьдесят лет педагогической деятельности и впечатляющий список учеников: Константин Симеонов, Одиссей Димитриади, Арнольд Кац, Владислав Чернушенко, Юрий Темирканов, Василий Синайский, Андрей Чистяков, Валерий Гергиев. По словам Андрея Чистякова, пришедшего на концерт вместе со слушателями поаплодировать своему учителю, Мусин отличался вниманием к индивидуальности каждого ученика: все они без исключения были его любимыми. И если у другого известного ленинградского профессора, Николая Рабиновича, студенты выходили одинаковыми, то ни один ученик Мусина не стал похож на другого. Правда, в отличие от Рабиновича, который, будучи прекрасным педагогом и имея большой класс в консерватории, активно выступал как дирижер, Мусин после возвращения в Ленинград сам дирижировал довольно редко (хотя до 1937-го делал это регулярно) и часто предпочитал появлялся на подиуме с одним произведением -- "Испанским каприччио" Римского-Корсакова.

Класс Мусина и поныне обычно набит битком -- сидят на полу и свисают с подоконников. В 80-е годы в нем появился и стал быстро расти поток иностранных студентов и стажеров. Началось это с Шан Эдвардз (она сделала карьеру стремительно, дойдя до поста главного дирижера Английской национальной оперы, который оставила только недавно). От нее по цепочке имя Мусина передавалось сначала нескольким молодым англичанам, и первым среди них был известный в России Мартин Браббинз, теперь руководитель лондонской Sinfonia 21 и один из лидеров бриттеновского фестиваля в Олдборо. В 90-е годы (ХХ века и самого Мусина) иностранные ученики "вывезли" учителя за границу -- там к наградам заслуженного деятеля Узбекской и Белорусской ССР и народного артиста РСФСР прибавился титул почетного члена Королевской академии музыки в Лондоне.

Мусин -- прекрасный "мануальщик" (то есть дирижер, умеющий передавать свой замысел жестами, а не словами), что, видимо, и ценят более всего его питомцы. Теперь знаменитую манеру, присущую ленинградской школе, москвичи смогли воочию понаблюдать в эталонном выражении. По словам дирижеров, в основе этой манеры лежит фигура круга, допускающая бесконечное множество вариантов, -- самая универсальная и гибкая в передаче мысли оркестру.

Когда Мусин пустился в путь вместе с Сороковой симфонией Моцарта, поначалу у нас складывалось впечатление, что это та самая симфония, которую мы когда-то проходили на уроках музлитературы -- по-бетховенски драматичная, по-чайковски певучая, безо всяких веяний конца XX века. Однако неожиданные смены темпа, особенно в менуэте и финале, оказались способны преподнести сюрпризы не только музлитературе. Порой сжимая руки в кулаки (Моцарта Мусин дирижировал без палочки), порой мягко распуская ладони, маэстро во всем добивался определенности контура -- исполнение всей программы отличала наглядная агогика, внятные сфорцандо, однозначные крещендо, полифоническая ясность. В каждом фрагменте господствовала главная мысль, и в каждой фразе все было подчинено торжеству главной детали -- например, эффектному форшлагу в теме его любимого "Испанского каприччио".

Слов нет, инициаторы фестиваля совершили не только трогательный, но и поучительный выбор, пригласив последнего из могикан, который в свои годы провел всю программу наизусть и успел скоординировать почти все в подвластных ему оркестровых силах. Почти -- прежде всего потому, что силы были тяжелыми, не всегда отзывчивыми и апатичными. По части качества звучания федосеевский оркестр -- особенно после плетневского и гергиевского -- выглядит не лучшим образом. Заметно не хватало и четкости, особенно в Классической симфонии Прокофьева -- если бы в музыке действовали законы цирка, то не раз пришлось бы доставать оркестр целыми группами из гимнастической сетки.

Следующий концерт цикла состоится 28 сентября. С БСО выступят молодые дирижеры из Петербурга -- Лютаурас Банчюнас и Денис Лотоев. Как можно догадаться с закрытыми глазами, первый из них -- ученик, а второй -- внучатый ученик Ильи Мусина.