КоммерсантЪ / Понедельник 24 октября 1994

Провести линию от романтичного лирика Николая Мясковского (исполнялись его сочиненные в 20-е годы Два романса на стихи Блока) к типичному представителю послевоенного немецкого авангарда Паулю-Хайнцу Диттриху (две его сольные вещи для сопрано и виолончели были навеяны поэзией Целана) -- затея довольно рискованная. Тонкая ниточка, протянутая между ними, временами рвется, теряется из виду или запутывается в глубинах контекста.

Так же и с поэтами. Александр Блок -- имя, знакомое со школьной скамьи. Пауль Целан известен в России меньше. Поэт с трагическим мироощущением, он писал странные, далеко не всем понятные стихи, рассчитанные на свободу ассоциаций, но будто согнутые под тяжестью всего культурного наследия. Целан родился в год смерти Блока, никогда не был, подобно Блоку, кумиром поколения, и говорить о преемственности было бы опрометчиво. Мостик, связавший эти два имени, -- перевод поэмы "Двенадцать", сделанный Целаном в 1958 году. Великолепный знаток русского языка и поэзии, он с любовью переводил и Пастернака, и Цветаеву, и Мандельштама.

Пусть сочетание поэтических имен было спорным: важнее оказалась реальность совместного выступления музыкантов Германии и России, которым было что сообщить слушателям и друг другу.

Ульрике Зоннтаг (сопрано) и Зигфрид Маузер (фортепиано) исполнили блоковский романс Артура Лурье, одного из новаторов двадцатых годов, композитора, эмигрировавшего из России. Русский фольклорный колорит музыки был оттенен немецким акцентом певицы; в игре пианиста доминировали краски импрессионизма, в то время как знакомые всем нам характерные обороты народной песенности были старательно затушеваны. Вокальный цикл Петера Ружички "Пропетый остаток" (на слова Целана) в русском исполнении -- Сергея Яковенко (баритон) и московского Ансамбля современной музыки -- возможно, оказался бы также любопытен немецкому уху.

Петер Ружичка (1948) -- один из наиболее интересных на сегодняшний день композиторов Германии. Поэзия Пауля Целана заметно повлияла на его творчество. Разорванность, экспансивность, столкновения полярных эмоциональных состояний, хаотичность и предельная концентрация мысли в каждом отдельно взятом отрезке времени -- и медленное, мучительное выстраивание в финале одной единственной мелодии, к которой по очереди подключаются все исполнители. Возникая из обобщенного образа поэтического текста, она становится философским символом, бетховенской "темой радости" в транскрипции ХХ века -- унылой, изломанной, бесконечно однообразной.

Программа концерта в целом сложилась в самостоятельное произведение, авторство которого, видимо, придется зачислить отсутствовавшему Дмитрию Ухову. Известную роль в этом сыграло обрамление: пять стихотворений из цикла "Перемена дыхания" (для сопрано и фортепиано) известного своим неоромантизмом Вольфганга Рима и столько же романсов из цикла "На снежном костре" (для сопрано и камерного ансамбля) корифея отечественного авангарда Эдисона Денисова, на этот раз намеренно стилизовавшего свой опус под начало века. Таким образом, противостояние авангарда и романтизма, сохранявшееся на протяжении всего концерта, нашло в финальном номере долгожданный компромисс.

Современные русские композиторы: Эдисон Денисов