КоммерсантЪ / Суббота 27 августа 1994

Конкурс "Майя-94" стал счастьем и гордостью жителей Петербурга -- города великой балетной традиции, не имевшего, однако, до сих пор своего балетного конкурса. Едва ли гала-концерт смог восполнить упущенное московской публике, и, во всяком случае, вряд ли по нему возможно судить о конкурсе в целом. Однако факт: москвичи увидели то, что они увидели, и это было, по мнению организаторов, лучшее и существенное, что внес в историю мирового балета завершившийся конкурс.

Одним из уникальных условий состязания было "исполнение любого фрагмента из балета 'Кармен-Сюита' Бизе-Щедрина в новом прочтении". Требование, на первый взгляд жесткое, делало необходимым только использование музыкальных номеров из партитуры -- а также оригинальный хореографический текст, созданный специально для "Майи-94". Судя по услышанному, хореографы и артисты смогли достаточно разнообразно распорядиться богатством музыкального материала -- во всяком случае, одни и те же фрагменты музыки повторялись далеко не часто. Судя по увиденному, ни у кого из них не входило в планы подходить на небезопасное расстояние к оригиналу Альберто Алонсо--Майи Плисецкой. Поэтому все представленные миниатюры могли претендовать лишь на статус посвящения образцу -- даже не на художественный комментарий.

Из всех представших на московской сцене танцовщиков лишь Виктор Альварес (Германия, 3-я премия) был Тореадором и никем иным. Бенжамен Пеш (Франция, 1-я премия) был одновременно Тореадором и бедным Хосе, а вот Стефан Фаворен (Франция, 2-я премия) скорее походил на персонажа из фильмов Эрика Ромера, лирически существующего в мире утративших значение понятий.

Что касается женщин, то им было еще сложнее, поскольку образец для подражания находился не только у всех на уме, но непосредственно во втором ряду партера. Но их хореографы, вооруженные знанием всех "Кармен" XX века (вспомним, для крайности, сумрачную камерную драму Питера Брука), постарались увести своих медиумов со скользкой тропы сравнений.

Кармен Эгле Шпокайте (Литва, 3-я премия) была нервной и изощренно чувственной, а в общении со своим дезертиром-десантником -- скорее эгоистичной, чем свободной. В самом конце она под властью любви и по воле хореографа Юлиуса Сморигинаса на мгновение превратилась в "Умирающего лебедя" (эффектно связав два полярных образа Плисецкой) -- но только на мгновение. Остальные танцовщицы выбрали просто другие женские роли. Ванесса Легасси (Франция) играла "играющую в Кармен" поломойку из ресторана, Анна Поликарпова (Германия) -- леди Макбет, а Екатерина Ковмир (Россия) -- леди Макбет Мценского уезда. Елена Филипьева (Украина, 1-я премия) и Дарья Соснина (Россия), хотя и весьма по-разному, вместо Кармен обошлись испанскими мотивами в танце.

Хореография всех без исключения выступлений была нарочито небанальной. Всем повредило то, что "Кармен-Сюита", как она есть у Щедрина, сильна как драматическое целое, и представить отдельный ее фрагмент в виде законченного балета сложновато. Все лауреаты выглядели очень солидно, что не удивительно: многие из них представляют ведущие труппы (например, парижскую Grand Opera или гамбургскую труппу Джона Ноймайера). Московский зритель приветствовал их тепло, но, в отличие от петербургского, имевшего возможность поболеть за участников конкурса, не успел их так же полюбить и, отдавая должное мастерству танцовщиков, как будто все время ждал чего-то, чего так и не дождался.

Вторая часть гала-концерта заметно проигрывала первой в концептуальной продуманности. В ней чередовались отдельные вариации из классических балетов и этюды новейших хореографов. Многие из них отличались такой ничтожной продолжительностью, какая была бы уместна разве что в теленовостях. Вероятно, опытному жюри на конкурсе большего и не требовалось, но было заметно, что современным авторам танца пришлось вместить в свои миниатюры изрядное количество разнородных элементов в весьма клишированных сочетаниях -- по принципу фигурного катания. В более развернутых номерах было много хореографической воды и мало связи с музыкой. Главное же -- облик свободного и универсального балета из этого совершенно не складывался.

Когда все участники концерта выстроились, наконец, вместе, двое молодых людей галантно вывели на сцену Майю Плисецкую. Сверху сыпались конфетти, устилавшие сцену скользким ковром, что едва не стоило жизни неописуемой красоты гжельскому кувшину. Из нелепостей, которыми наградили публику постановщики концерта, эта была далеко не единственной. Помимо того что качество звуковоспроизведения было довольно мерзким, один раз музыку просто спутали, и танцовщикам пришлось начинать по новой. Другой раз спутали имя и отчество министра культуры. Но было и несколько приятных мгновений. Например, Бенжамен Пеш в дополнение к своему гран-при, золотой медали и премии в $10 тыс. получил от московских спонсоров камкордер S-8. Екатерина Ковмир получила телевизор Sony от Росинтерфеста: она была на конкурсе единственной представительницей Мариинского балета (из Большого не было вообще никого). Смысл награды можно передать традиционным выражением "За отвагу", поскольку своим поступком балерина нарушила бойкот, объявленный Майе Плисецкой ведущими столичными театрами, и теперь у этого телевизора ей, видимо, и придется продолжить свою карьеру.

В заключение вечера почтенный непредставленный человек вручил главной героине букет гладиолусов им самим выведенного сорта под названием "Майя Плисецкая". Трудно сказать, были ли эти минуты лучшими в жизни артистки, или наоборот -- врагам с молчаливых броненосцев довелось злорадно потирать руки. В их старых конкурсах, рутинных и протекционистских, была все же идея государственной славы советского балета, на которую работали, хотя того или нет, все их участники. Была ли идея у организаторов оппозиционного конкурса -- кроме расплывчатой формулировки "право на творческое самовыражение"? Показательный концерт, к сожалению, смог прибавить уверенности тем, кто считает, что Плисецкая -- великая балерина и только. Ее искусство, вероятно, одно может затмить все достижения советского балета, но вряд ли ее гений может быть лекалом для вычерчивания новых индивидуальностей.

Царственной, счастливой и вознагражденной выглядела Майя Плисецкая в окружении юных артистов, но все-таки ее было немножечко жаль. Жаль оттого, что ее безусловная моральная победа не смогла обернуться триумфом воспитанного на ее славе нового балетного поколения.